Если сказать, что любой философский спор — это спор об истине, то данная фраза прозвучит как банальность. Однако стоит задуматься глубже, как любая банальность оборачивается нетривиальной проблемой.
Можно понимать истину как соответствие наших знаний действительности, а говоря о системе знаний в целом, как ее логическую непротиворечивость. Никакой проблемы не возникает в том случае, когда спор ведется между одно порядковыми системами, в которых сама процедура установления данного соответствия или данной непротиворечивости понимается одинаково и основана на одних и тех же законах, и правилах вывода.
Нет и не может быть «чистых» фактов, но всегда есть какая-то их интерпретация. Следовательно, если иметь в виду спор о том, что есть сама истина, а не спор об истинности каких-то фактов или концепций, то это будет спор о том, как именно установить соответствие действительности и непротиворечивость.
Истина вообще может пониматься в платоновско-гуссерлианском смысле как некая идеальная сущность внешнего мира, а не как свойство наших знаний о нем. В этом случае ее критерием может быть или «чувство непосредственной достоверности», или «узнавание» и «воспоминание». Но при любом варианте процедура установления того, «что есть истина», будет являться диалектической или метафизической — «интуитивно ясным» для диалектика и метафизика будет нечто иное.
Философское наследие гениальных мыслителей античности Платона и Аристотеля весьма обширно, а влияние его огромно и прослеживается во всех областях духовной и научной жизни в течение многих лет. Созданные ими философские системы нашли много последователей, вплоть до современности, а высказанные ими идеи нашли свое отражение в трудах многих позднейших философов.
Даже, если, сопоставить новейшие идеалистические системы с учениями Платона и Аристотеля, то можно сделать вывод, что ни классики идеализма, ни их продолжатели не выдвинули принципиально новых проблем, не преодолели заблуждений этих великих мыслителей. Их огромный вклад в становление и развитие философии как науки очевиден, поэтому обращение к их творчеству, несмотря на огромную дистанцию во времени и немалый прогресс философской мысли с тех времен, представляется вполне обоснованным.
В мировоззрении Платона очень важное место принадлежит его взглядам на государство и общество. В нем сочетается философский идеализм и интерес к общественным отношениям. Вопрос о совершенном общежитии и его сохранении в условиях человеческого общества является для Платона одним из самых важных.
В своем учении об идеях Платон настаивает именно на иерархичной картине мира, в которой идеи в энергийном и образном/образующем плане определяют внешние границы и внутренний порядок материальных явлений. Рассмотрение Платоном материальных вещей как своеобразных сгущений, уплотнений, пассивных «проводников» идей (или, как бы мы выразились на современном языке, «информации») приводит мыслителя, по сути, к последовательному и полному игнорированию материальной сферы как исключительно вторичной и производной.
На этих принципах строится представление о навигации человека и общества посредством фантазмов. В качестве иллюстрации Платон различает чувственную (под парусом чувств) и умственную (на веслах -внутренних усилиях разума) «навигацию» человека. При этом, согласно Платону, разум -кормчий, жизнь — река, и, если мы движемся не на судне божественного учения и не на плоту лучшего человеческого учения, полагает философ, можем погибнуть. Выбор происходит между здравым смыслом и необузданностью: «В каждом из нас есть два начала, управляющих нами и ведущих нас; мы следуем за ними, куда бы они не повели; одно из них врожденное влечение к наслаждениям; другое — благоприобретенное представление о благе и стремление к нему».
Еще одна «навигационная» метафора у Платона — это образ полета колесницы души. Платон ассоциирует разум с возничим, а гениев чувства — с ведущими вперед конями (белый любит честь, воздержан, совестлив, управляется словом, черный — наглый, глухой, с трудом повинуется бичу). Движимый низменными, темными страстями, возничий может покалечиться, но спасается, если только он «изо всех сил натягивает узду, зажатую между зубами наглого коня, в кровь ранит ему злоречивый язык и челюсти… заставляет его следовать намерениям возничего».
В этой ситуации задача философа сводится к развитию обостренной чувствительности к идеям (вспомним платоновское сравнение познания с «ловлей птиц»), их градации по конструктивному потенциалу в виде «пирамиды», к удержанию и проживанию лучших идей и пресечению, как бы мы сказали, патогенных, паразитарных смыслов — «вирусов», вызывающих деструктивное, дефективное, патологическое, болезненное поведение.
Таким образом, платоновский метафизический рычаг, приводимый в действие разумом, ассоциировался со следованием истинным идеям, и тогда материальная реальность, как это следует из платоновского мышления, рано или поздно сама подстроится: она ведь, согласно Платону, есть лишь поверхностное уплотнение, сгущение, кристаллизация смыслов.
Свой проект Платон считает осуществимым лишь для греков, для всех остальных народов он неприменим ввиду их якобы неспособности к устройству общественного порядка.
Учение Аристотеля далеко от мистического реализма Платона. Достижение высшей цели для него совсем не означает бегство от действительности; высшая цель Аристотеля — созерцательное постижение, интеллектуальная интуиция, но человеческая природа для него несовершенна, и жизнь нуждается в ряде благ, среди которых философ выделяет и богатство.
Содержательное возражение Аристотеля идеалистической позиции его учителя выразительно просматривается во многих его взглядах, в том числе в учении о «четырех причинах». Если у Платона управляющий импульс выражен в представлении о порождающей роли для всякого явления его энергоинформационной основы (идеи), то у Аристотеля влияющее воздействие понимается синергийно как приведение в действие одновременно четырех различных триггеров, которые увеличивают вероятность совершения того или иного события и получения определенного блага.
Из рассмотрения философских взглядов Платона и Аристотеля видно, что они, расходясь в определении того, что представляет собой окружающая нас действительность. У Платона вещи чувственно воспринимаемого мира рассматриваются лишь как видимость, как искаженное отражение истинно сущего, у Аристотеля чувственно воспринимаемая вещь рассматривается как реально существующее единство формы и материи. Оба стоят на позициях объективного идеализма, так как придают особую, ведущую роль не материи (которая, по Аристотелю, пассивна), а идеальным субстанциям — идеям (у Платона) или форме (у Аристотеля). К тому же весьма важная роль приписывается мировому разуму – богу (Платон), высшей форме (Аристотель), что дает еще одно основание для характеристики этих теорий как объективно-идеалистических.
Противоречие Аристотеля с Платоном наблюдается прежде всего в вопросе о собственности. В этом споре Аристотель – сторонник личной собственности, а Платон – ее противник.
Все же Аристотель не кидается в крайности, он считает, что идеальный способ пользования собственностью – это тот, который сочетает в себе системы общей и частной собственности.
«Собственность должна быть общей только в относительном смысле, в абсолютном же она должна быть частной». Философ утверждает, что, когда собственность будет поделена между людьми, среди них исчезнут взаимные претензии и недовольство.
В вопросе о рабстве Аристотель и Платон пришли к заметному единству. Оба в своих проектах идеального государства предусматривают возложение тяжелой производительной работы на плечи бесправного рабства. У Аристотеля рабы исключаются из числа членов общества, обладающих политическими правами они за гранью государства.
Для построения идеального государства Аристотель не требует экстремальных условий революции, он считает, что задача политика – строить на уже существующей почве, а не на месте разрушенного государства.
Таким образом, в заключение можно отметить, что Аристотель критично относился в платоновской теории идей и критический пафос своей позиции он выразил, прежде всего, в учении о чувственной субстанции. Аристотель полагал, что если идеи радикально отделены от мира вещей, как это было у Платона, то они не могут быть ни причинами их существования, ни основанием для их понимания.
Аристотель возвращает форму в чувственный мир, как имманентное начало последнего. Теория синтеза материи и формы стала, таким образом, альтернативой мира идей Платона. Однако, это не означает отрицания сверхчувственного мира. Это просто «понижение» статуса идей, утверждение, что идеи есть не более чем умопостигаемое обрамление чувственного.
Прикрепленные файлы: |
|
|---|---|
|
Администрация сайта не рекомендует использовать бесплатные работы для сдачи преподавателю. Эти работы могут не пройти проверку на уникальность. Узнайте стоимость уникальной работы, заполните форму ниже: Узнать стоимость |
|
Скачать файлы: |
|
|
|
