Курсовая работа на тему «Ложь и ее представление в современной психологической науке»

Введение
Глава 1. Ложь как предмет психологического исследования
1.1. Представления о лжи в отечественной и зарубежной литературе
1.2. Функция лжи
1.3. Типология лжи и ее классификация
Глава 2. Факторы и причины лжи
2.1. Факторы лжи
2.2. Причины лжи
Глава 3. Диагностические возможности лжи в современной науке
3.1. Признаки лжи
3.2. Техника распознавания лжи
Заключение
Список использованных источников

 

Введение

В качестве предмета психологического исследования ложь оказывается в кругу интересов различных направлений психологической мысли. Это и психология смысла, и когнитивные психологические исследования, и экзистенциальная психология, и психология развития, и юридическая психология, и прикладные исследования в области коммуникаций.
Интерес этот продиктован, с одной стороны, местом, которое занимает ложь в жизни любого отдельно взятого человека и в культуре, в целом, а, с другой стороны – своеобразной «неподатливостью» лжи как объекта психологического исследования, нагруженностью этого феномена всевозможными культурными контекстами, которые не столько маскируют, сколько формируют его суть, в полной мере сообразную эпохе и являющуюся, в некотором смысле, ее зеркалом. И, конечно, без преувеличения можно сказать, что психологическое изучение феномена лжи имеет важное прикладное значение в области распознавания лжи. Как указывает Д.М. Егоров, «особую важность эта проблема приобретает в связи с тенденциями развития индустрий, характерных для эпохи высоких технологий и пропаганды, так называемых «индустрий лжи». [8, с. 40] Тот же исследователь отмечает, что, в настоящий момент, «в изучении проблемы распознавания лжи ученые дошли до определенного предела, который требует выработки нового подхода». [9, с. 191] Таким образом, актуальность данного исследования обоснована существующими объективными трудностями в осмыслении феномена лжи в современной реальности, с одной стороны, и прагматическим запросом на повышение эффективности распознавания лжи на практике.
Практическая значимость исследования феномена лжи состоит в необходимости поиска новых и совершенствования существующих методов выявления и профилактики лжи. Источником социального запроса выступает широкий круг заинтересованных лиц и организаций: социальные службы, следственные органы, педагоги, политологи, работодатели. Существующая методология обнаружения лжи, хотя и используется достаточно эффективно, все же, в значительной мере, зависит от мастерства, интуиции эксперта, а потому, зачастую, плохо поддается трансляции. А для того, чтобы выполнить распознавание и профилактику лжи более инструментальными и эффективными, необходимо сначала провести наиболее полный анализ устоявшихся представлений об изучаемом феномене.
На данном этапе работы перед нами стоит цель – обобщение современных представлений лжи в психологии в отечественной и зарубежной науке с тем, чтобы далее использовать их в качестве базы для прикладных исследований.
Основные задачи данного исследования:
1) Рассмотреть ложь как предмет психологического исследования: изучить представления о лжи в отечественной и зарубежной литературе, выявить функции лжи, рассмотреть типологию лжи и ее классификацию;
2) Проанализировать факторы и причины лжи;
3) Изучить диагностические возможности лжи в современной науке: провести обзор признаков лжи и технику распознавания лжи.
Курсовая работа состоит из введения, трех глав, заключения и списка литературы.

Глава 1. Ложь как предмет психологического исследования

1.1. Представления о лжи в отечественной и зарубежной литературе

Относительно общего определения феномена лжи в психологии существует более или менее устоявшееся согласие, и, в общих чертах, определение это восходит к житейскому пониманию феномена. Представители различных психологических подходов и течений, в целом, сходятся во мнении о том, что ложь – это сознательное утверждение неправды или целенаправленное отрицание соответствующих действительности фактов. Тем не менее, когда речь заходит о рассмотрении лжи в контексте ее семантического круга (неправда, вранье, обман, лживость, и т.д.), когда внимание исследователей концентрируется на механизмах, причинах и проявлениях феномена лжи, начинают проявляться различия в понимании исследуемого феномена различными авторами. При этом сам феномен лжи подвергается анализу и, уже на уровне его определения, более не кажется таким простым, каким видится с точки зрения обывателя.
Так, еще в начале 20 века, отечественный психолог и философ В.В. Зеньковский, для того, чтобы определить ложь, обращал внимание на три обязательных компонента, лежащих в основе природы этого феномена. Во-первых, объективная ложность высказывания, во-вторых – осознание субъектом того факта, что он производит ложное высказывание, и, в-третьих, намерение этого субъекта придать собственному заведомо ложному высказыванию правдивую форму, то есть, стремление ввести своего оппонента или оппонентов в заблуждение. [12, с. 295-344] Эта идея нашла развитие в исследованиях В.В. Знакова, который для дифференциации лжи от смежных с ней феноменов, предлагает оценивать ее по трем основным признакам, среди которых: истинность или ложность утверждения с точки зрения фактов, отношение говорящего к сказанному им как к истине или лжи и, наконец, наличие или отсутствие намерения со стороны говорящего ввести своего собеседника в заблуждение.[14, с. 252-253] [15, с. 9-16] Другие авторы, так или иначе, рассматривая описанные компоненты лжи, концентрируют свой интерес лишь на части из них, либо, напротив, расширяют перечень признаков для определения феномена.
Например, по мнению Г.В. Грачева и И.К. Мельника, ложь и обман в их негативном аспекте определяются:
1) сознательностью и целенаправленностью действия;
2) искажением реальности (действительности, фактов, информации);
3) социально неодобряемой целью (в первую очередь – рентная заинтересованность и доминирование одного человека или группы над другими). [5] М.Ю. Коноваленко расширяет понятие лжи до понятия неискреннего общения, определяя которое, в качестве ведущей характеристики обозначает предоставление одной из сторон взаимодействия другой стороне в процессе коммуникации несоответствующей действительности информации. При этом неискреннее общение разворачивается одновременно в трех планах: психофизиологическом, психологическом и социально-психологическом.[18, с. 56-69] Позиции зарубежных психологов относительно определения и описания природы лжи, в целом, перекликаются с направлением мысли отечественной психологии. В первую очередь, это касается целенаправленности и преднамеренности лжи. С точки зрения П. Экмана, ложь является особым, целенаправленным действием, совершаемым одним человеком, для того, чтобы ввести в заблуждение другого. При этом ключевыми свойствами лжи выступает ее умышленность и отсутствие какого-либо предуведомления оппонента о факте лжи.[32, с. 11] О. Фрай определяет ложь в качестве намеренной попытки (успешной или не успешной), сформировать у оппонента в диалоге убеждение, которое, по мнению самого лгущего, является неверным. При этом, что важно, такая попытка не подразумевает извещения противоположной стороны взаимодействия о намерении коммуникатора солгать. По мнению же Х. Гратиуса, которое приводит О. Фрай, основными компонентами лжи выступает намеренное желание лгущего и целенаправленное ограничение им возможности оппонента возможности вынесения правильного суждения.[27, с. 17] Как указывает Т.Б. Щеглова, сравнивая отечественные и зарубежные подходы к пониманию лжи, нужно отметить, что, несмотря на их общую схожесть, а также на большое количество детальных отличий между точками зрения отдельных авторов, можно сказать, что для отечественной традиции изучения феномена лжи характерен, в наибольшей степени, морально-нравственный контекст, в то время как в западных исследованиях преобладает морально-правовое понимание лжи.[30, с. 185 — 189] Это основное отличие объясняется различием, в первую очередь, философских традиций.
В отечественной психологии, несмотря на некоторую идеологическую ангажированность ее в советский период, отчетливо прослеживаются традиции, сформированные В. Соловьевым, К. Аксаковым и другими представителями русской мысли, творчество которых, в свою очередь, крепко связано с религиозно-философскими концепциями Августина и Ф. Аквинского. В то же время, западная психология формировалась во многом под влиянием таких мыслителей, как И. Кант, А. Шопенгауэр, Д. Ницше, что, в значительной мере, сориентировало ее в сторону социальной прагматики, хотя, безусловно, и не сняло актуальности нравственной стороны вопроса.
Именно по этому, в отечественной психологии феномен лжи, зачастую, рассматривается в тесной связи с личностью, ее мотивационной и ценностной сферой (например, в исследованиях И.П. Шкуратовой, Е. И. Николаевой, И.А. Церковной, М.А. Красникова), в то время как для зарубежных исследователей ложь – это, главным образом, компонент коммуникации. В частности, ложь становится одним из объектов изучения в исследованиях, посвященных анализу поведенческих реакций людей (Э. Берн, Э. Шостром, А.Грег, Д. Моррис, Р. Бендлер, Д. Гриндер).
Однако следует отметить, что в последние годы в России появилось достаточно большое количество новых исследований феномена лжи, не сконцентрированных на морально-нравственных ее аспектах. Так, например, Щербатых Ю.В. сравнивает явление лжи с феноменом мимикрии, обозначая, таким образом, адаптивную и защитную ее функцию, а С.И. Оглоблин и А.Ю. Молчанова относят феномен лжи к способам защиты личной информации, также маркируя ложь в качестве элемента психологической и информационной защиты.[30, с. 185 — 189] Важные прикладные исследования лжи, касающиеся, прежде всего, вопросов ее распознавания и раскрытия, ведутся на стыке юридической, когнитивной психологии и психофизиологии.
Итак, обобщая вышесказанное, мы должны отметить, что феномен лжи в понимании различных авторов, хотя и отсылает нас к конвенциальным философским категориям, все же объясняется представителями разных направлений через разный набор характеристик. При этом многообразие взглядов на ложь во многом связано с функциональным ее аспектом – тем набором необходимостей, которые она реализует в различных социальных ситуациях. Для того чтобы понять, что такое ложь, совершенно необходимо проанализировать те функции, которые она реализует в различных сферах своего проявления.

1.2. Функция лжи

Представления о лжи, ее структуре, типологии и механизмах в том виде, в котором они складываются в рамках того или иного течения психологической мысли, во многом зависят от понимания места и значения лжи в человеческой жизни – от понимания ее функций.
С точки зрения классических представлений о лжи, имеющих в своей основе морально-этическую шкалу оценки, данный феномен имеет, по большей части, негативные коннотации.[13, с. 187 – 192] Соответственно, в качестве ведущей функции лжи здесь обозначается реализация некоторого личного интереса, который преследует лгущий человек, достижение выгоды путем целенаправленного введения других людей в заблуждение. Функция достижения выгоды здесь ставится во главу угла мотивации человека, применяющего ложь. В то же время, в рамках подходов, основанных на морально-этических представлениях о лжи, не утихают споры о таких неоднозначных категориях как, например, «ложь во благо».
В подходах, рассматривающих ложь в связке с функционированием личностных структур, а также в контексте межличностного общения, репертуар функций лжи выглядит несколько более широким и включает в себя, с одной стороны, манипулятивные функции, а с другой – функции психологической защиты и социальной адаптации. Наконец, ложь, рассматриваемая в социальном своем измерении, с неизбежностью видится в качестве инструмента и проводника отношений власти.
Довольно показательно разворачивается спектр возможных функций лжи в пространстве человеческой жизни и функционирования социума в статье Н.В. Крогиуса «Правда о лжи: проблема рефлексии»[21, с. 105 – 110], уже само название которой говорит о противоречивости и неоднозначности проблем, которые в ней поднимаются. Описывая, по сути, феноменологию явления, автор в доступных жизненных примерах демонстрирует читателю ложь, направленную на избегание неприятных последствий (защитная функция лжи), ложь с целью сохранить определенный фон отношений с окружающими (адаптационная функция), ложь из сострадания (функция морального регулирования). Кроме того, автор приводит примеры лжи в политике и дипломатии (как важного инструмента внутри- и внешнеполитической игры), а также лжи, разворачивающейся в области образования и науки и выступающей непреложным компонентом производства знания.
Защитной и адаптационной функции лжи касаются в своем исследовании М.Г. Чухрова, О.А. Белобрыкина и В.В. Колыхневич. Коллектив исследователей рассматривает как часть симптомокомплекса коммуникативных особенностей личности. Лживость в исследовании отрицательно коррелирует с устойчивыми просоциальными установками личности, и является коммуникативным механизмом личности индивидуалистичной, склонной к праздности, а, зачастую, и агрессивной.[29, с. 186 – 189] Вообще, анализ теоретических подходов к пониманию лжи показывает, что определение тех или иных функций лжи имплицитно содержится в концепциях, предлагаемых авторами. Однако, в большинстве случаев, эти функции слабо проговорены. Именно по этому, относительно редкими являются обобщенные характеристики феномена лжи с точки зрения его функциональности.
На наш взгляд, среди современных разработок вопроса, одним из самых продуктивных для понимания феномена лжи и механизмов ее существования, является перечень функций, который предлагает М.Л. Красников, со ссылкой на работы Б.Ф. Ломова, в своей статье, посвященной экспериментальному исследованию феномена лжи в межличностном общении.[19, с. 176-185] По мнению Красникова М.Л., ложь может выполнять следующие основные функции:
• инструментальную;
• информационно-коммуникативную;
• регулятивно-коммуникативную;
• аффективно-коммуникативную.
Как это видно из приведенного списка, автор исследует ложь как составную часть общения в прагматическом его разрезе – коммуникации. Мы же, стремясь к пониманию феномена в более широких контекстах, несколько отойдем от узкой коммуникативной составляющей лжи, применяя набор функций, предложенных Красниковым, в качестве основы. Несколько доработанную классификацию функций лжи мы применим в качестве аналитического инструмента при дальнейшем изучении рассматриваемого нами вопроса.
Наша рабочая классификация функций лжи будет выглядеть следующим образом:
1. инструментальная функция;
2. информационная функция;
3. регулятивная функция;
4. аффективная функция.
Главное отличие представленного набора от вышеприведенного – в расширенном понимании каждого из пунктов, которое дает возможность экстраполировать предложенную классификацию на различные уровни и контексты, в которых может разворачиваться ложь.
Под инструментальной функцией мы будем понимать работу лжи как средства достижения выгоды субъекта, будь то рентная заинтересованность, поддержание некоторой социальной позиции или решение тактических задач в процессе общения с другими людьми.
Информационная функция на уровне межличностного общения соотносится с наполнением общения содержанием: не соответствующим действительности контентом – с точки зрения коммуникативных теорий, или же, с позиции нравственно-этического подхода – сознательным искажением реального положения вещей, искажением, которое неминуемо становится предметом моральной оценки. На более общем уровне информационная функция лжи реализуется в формировании тех или иных политических или социальных и даже может ложиться в основу целых доктрин и идеологий. Именно это можно было наблюдать, в частности, в фашистской Германии, где Й. Геббельс концептуализировал ложь в качестве важнейшей составляющей информационной политики власти.
Регулятивная функция лжи на уровне межличностного общения, с одной стороны, связана с манипуляцией собеседником с целью придания его поведению определенного направления. [11, с. 379 – 381] Ложь делает собеседника более предсказуемым с точки зрения лгущего, поскольку, будучи успешно реализованной, обеспечивает лжецу локальное преимущество в плане обладания достоверным и более полным знанием о предмете взаимодействия. С другой стороны, часто, ложь довольно отчетливо решает задачи адаптации и защиты. Это можно наблюдать, например, в детской лжи, когда ребенок начинает лгать, опасаясь наказания за проступок или добиваясь определенного положения в группе сверстников. На социально-психологическом уровне регулятивная функция лжи реализуется двояко. С одной стороны, ложь может быть частью тех или иных идеологий, нормирующих порядок жизни принимающих их групп людей. С другой, ложь – это один из полюсов диады «ложь-правда», выступающей мощнейшим регулятором деятельности со стороны нравственной сферы жизни общества, а также в правовых отношениях. Представления о правде и неправде, как и представления о справедливости-несправедливости, добре и зле, встраиваются, так или иначе, в основу ценностно-смысловой сферы личности в процессе ее формирования при социализации.
Аффективная функция обусловлена тем фактом, что ложь, как на уровне межличностных взаимодействий, так и на уровне социальных коммуникаций, с неизбежностью изменяет эмоциональный фон всех участников. Эмоции тех, кто становится мишенью, сообразны сообщению, которое ложь передает. Для лгущего же ложь становится неявным и, более того, тщательно скрываемым, предиктором его поведения, что, с большой вероятностью, обуславливает возникновение у него целого комплекса внутренних переживаний. Такие переживания нередко становятся благодатной почвой для литературных описаний (достаточно вспомнить Родиона Раскольникова). С точки же зрения прикладной психологии, такие эмоции становятся особо ценными в диагностическом плане, поскольку опосредуют проявление лжи на физиологическом уровне и могут быть прочитаны в качестве ее знаков, как бытовом уровне, так и в специально организованных исследованиях. Также, особого внимания заслуживает случай раскрытия лжи, когда аффективный фон, сопровождающий такое раскрытие, достигает такой интенсивности, что способен радикально изменить вектор межличностных или социальных взаимоотношений.
Таким образом, обобщая рассуждения о функциях лжи, мы должны сказать, что выделенные нами основные функции намеренно носят несколько эклектичный, обобщающий характер: для нас важно понимание того, что ложь не существует сама по себе, без отрыва от социальных и психологических контекстов, в которых она возникает и функционирует.
И именно связь возникновения и существования лжи, в той или иной форме, лежат в основе большинства ее типологий и классификаций.

1.3. Типология лжи и ее классификация

Существующие в отечественной и зарубежной литературе типологии лжи, так или иначе, решают две принципиальные задачи: внутренняя дифференциация разновидностей лжи, а также внешняя дифференциация феномена от других феноменов, определяемых близко лежащими в семантическом поле понятиями. На наш взгляд, вторая задача выглядит несколько условной с описательной точки зрения, однако, оказывается чрезвычайно продуктивной для понимания механизмов существования феномена лжи с учетом традиционно большой нагруженности понятия лжи различными культурно-историческими контекстами. Так или иначе, классификации, предлагаемые разными авторами, имеют самые различные основания.
Так, согласно П. Экману, ложь проявляется в двух основных формах: умолчании и искажении. В основе этой классификации лежит, по всей очевидности, признак активности лгущего субъекта при продуцировании искажения действительности.[32, с. 4] Этим же путем следуют В.А. Образцов и С.Н. Богомолова, которые выделяют пассивную ложь, являющуюся, по сути, целенаправленным умолчанием, и активную ложь, которая предполагает сообщение заведомо ложных сведений.[17, с. 67 – 73] Схожий принцип лежит в основе классификации О. Фрая, различающего явную (грубую) ложь, преувеличение и тонкую ложь. Грубая ложь предполагает значительное искажение истины, активно представляемое партнеру или партнерам по коммуникации. В случае преувеличения представляемая информация превосходит реальные данные. Тонкая ложь предполагает, что истина преподносится буквально, однако, в таком контексте, который позволяет ввести оппонента в заблуждение.[27, с. 24] Ю. В. Щербатых предлагает классифицировать ложь по двум различным основаниям: первое – количество объектов коммуникации, второе – отсутствие или наличие выгоды от сообщения лжи.[31, с. 24] На наш взгляд, первый вариант классификации оказывается полезным, скорее, для понимания механизмов реализации лжи, чем для формирования ее типологии, что, впрочем, не умаляет его значения. Второй же кажется нам слишком узким с учетом тех функций лжи, которые были обозначены выше.
В ставшей уже канонической классификации В.В. Знакова, феномен лжи рассматривается несколько шире, в контексте неистинной информации. Типология лжи, а также отдифференцирование ее от близких ей по смыслу понятий, осуществляется путем поэтапного разбора всех феноменов единого семантического поля лжи по двум измерениям: измерению соответствия высказывания субъекта реальным фактам и измерению наличия или отсутствия у говорящего намерения обмануть партнера. Поскольку классификация В.В. Знакова имеет высокую ценность в качестве аналитического инструмента, а также чрезвычайно полно описывает круг феноменов лжи, считаем необходимым привести ее (таб. 1).

Таб. 1. Классификация неистинной информации по В.В. Знакову

Таким образом, подытоживая сказанное в данной главе, нужно еще раз отметить, что ложь как психологический и социальный феномен, будучи рассмотренной различными исследователями, так или иначе, изучается в контексте своих функций и форм существования. Соответствующие классификации, которые отличаются достаточно большим разнообразием, подтверждают это. При этом именно функции лжи выступают в качестве конституирующей основы конкретной ситуации ее развертывания или поддержания. Именно по этому, анализируя феноменологию лжи, мы должны обратить на ее функции особое внимание. Для того чтобы сохранить живые контексты лжи, ее факторы и причины мы будем соотносить именно с функциями. Подобная стратегия наиболее целесообразна с точки зрения прагматических задач, стоящих перед любым исследованием лжи.

 

Глава 2. Факторы и причины лжи

2.1. Факторы лжи

Как уже было сказано ранее, понимание факторов и причин лжи – задача, связанная, с одной стороны, с теоретическим осмыслением феномена, поскольку позволяет обратиться к генезису явления и конкретным условиям его развертывания в реальности, а с другой – с прикладными потребностями диагностики лжи и ее предупреждения.
Для описания факторов и причин лжи мы будем применять описанную выше адаптированную классификацию функций лжи, предложенную нами в качестве аналитического инструмента.
Также мы будем применять общее представление о существовании объективных и субъективных факторов лжи, обозначенное, в частности, А.А. Козулевой.[17, с. 67 – 73] Реализация инструментальной функции лжи в объективном плане соотносится с фактором, который мы можем обозначить как фактор социокультурных практик лжи. Под этим фактором подразумевается наличие определенных культурно-исторических паттернов функционирования лжи в обществе, которые, естественно, являются различными для различных эпох и групп людей. Например, в одних культурах мы можем наблюдать жестокое, вплоть до физического увечья, наказание за ложь, в то время как в других – легитимацию определенных форм лжи на самом высоком уровне (например, ложь, инкорпорированная в культуру куртуазной любви во Франции в эпоху просвещения). Не столь отдаленным примером, выявляющим существование фактора социокультурных практик лжи, является различное отношение в России и на западе к проблеме врачебной лжи при сообщении больному тяжелого диагноза. Чрезвычайно интересны в этом контексте кросскультурные исследования лжи, например, работа Ю.Н. Олейник, посвященная изучению отношения ко лжи как индикатора ментальности народа.[23, с. 169 – 172] Та же инструментальная функция, разворачивающаяся в субъективном плане, соответствует определенным личностным формациям. С одной стороны – это фактор ценностно-смысловой сферы личности, которая формируется, в соответствии с культурно-исторической теорией личностного развития Л.С. Выготского, в процессе социализации, а, значит, имплицитно включает в себя все те практики лжи, которые закреплены в культуре. С другой стороны – это, безусловно, фактор выраженности манипулятивных тенденций в структуре личности и характера человека.
Объективное развертывание информационной функции лжи соответствует фактору лживых дискурсов. Здесь надо заметить, что обозначая те или иные дискурсы или идеологии в качестве лживых, мы не стремимся навесить на них ярлык испорченности и аморальности, а лишь указываем на то, что ложь, в том или ином ее проявлении, возможно, даже самом безобидном, оказывается важным механизмом их производства. Таким образом, фактор лживых дискурсов предполагает, что человек, в достаточной мере погруженный в актуальный социокультурный контекст, неизбежно сталкивается с ложью, которая, к тому же, оказывает значительное регулирующее воздействие на его жизнь.
В субъективном плане, реализация информационной функции лжи связана, в первую очередь, с коммуникативной составляющей общения и с направленностью взаимодействия субъектов, которую оно приобретает в зависимости от того, каков информационный повод общения и каково его содержание на уровне коммуникативной передачи истинных или ложных сведений. Этот фактор лжи мы обозначим как информационно-коммуникативный.
Выполнение на объективном уровне регулятивной функции лжи соотносится с регулирующей функцией идеологий, имеющих в себе ложь в качестве компонента, и потому соответствующий фактор лжи может быть назван норморегулятивным. Отсылка к понятию нормы обусловлена тем, что реализация регулирующей функции лжи в социальном плане осуществляется, в первую очередь, через установление норм (поведения, восприятия информации и т.д.), поскольку ложь, выполняющая регулирующую функцию на уровне идеологии, по определению должна быть еще и регулярной (т.е. нормальной или, по крайней мере, нормосообразной).
На субъективном уровне реализация регулирующей функции лжи вновь адресует нас к личности лжеца, однако, здесь речь идет уже о защитно-компенсаторном факторе, который описывает ситуацию, в которой ложь актуализируется как способ наиболее простого для конкретного индивида в текущей ситуации снятия внутриличностного и межличностного конфликта. В соответствии с этим, данный фактор может быть также обозначен в качестве фактора межличностного / внутриличностного конфликта.
Выполнение аффективных функций лжи в объективном плане связано, в первую очередь, с широким спектром эмоциональных проявлений, вызванных ложью. Соответствующий фактор, связанный с этим, можно обозначить в качестве эмоционального. Эмоциональный фактор лжи становится особенно актуальным, как уже отмечалось выше, там, где существует потребность в социальной диагностике лжи на самых разных уровнях ее проявления: от индивидуального до дискурсивного и идеологического.
Что же касается субъективного уровня реализации аффективных функций лжи, то он связывает воедино, морально-нравственную оценку лжи обществом, инкорпорированную в ценностно-смысловую сферу личности, и эмоциональный план жизни человека. Для того чтобы подчеркнуть эту связку, обозначим соответствующий фактор лжи как ценностно-аффективный.
Итак, выделенные нами факторы лжи показывают связь ее возникновения с ее причинами.

2.2. Причины лжи

Вопрос о причинах лжи связан с уже изложенными выше функциями и факторами лжи. Кроме того, на уровне личности он связан с мотивационной сферой человека, на социально-психологическом же уровне он адресует нас к механизмам встраивания лжи в социополитические дискурсы, а также к практикам обоснования необходимости лжи на уровне больших сообществ.
Наиболее значимые разработки вопроса о мотивации лжи ведутся в русле педагогической психологии, когнитивной психологии, коммуникативных теорий и юридической психологии.
Так, в исследованиях, описанных Т.Б. Щегловой, было установлено, что наиболее значительная доля лжи в подростковом возрасте, так или иначе, имеет в своей основе мотивы защиты. Это хорошо иллюстрируют примеры, которые автор приводит в качестве наиболее распространенных вариантов лжи подростков: «умолчание из-за выгоды», «ложь из-за нежелания слияния компаний», «ложь из ревности», «ложь – лицемерие», «ложь-недосказанность», «ложь из-за страха конкуренции», «ложь за справедливость», «ложь из зависти», ложь из-за желания быть первым», «ложь нежелания, спрятанная под болезнь», «ложь — уход», «ложь-хвастовство».[30, с. 185 – 189] Согласно исследованиям И.С. Гусевой, проведенным среди студентов педагогического вуза, проявления лжи в значительной мере оказываются связанными с фактором социальной отчужденности личности [6, с. 31 – 39], что позволяет локализовать один из мотивов лжи в области фрустрированных потребностей в социальной кооперации, чувстве общности и эмоциональном участии.
А.А. Вихман, описывая лживость как личностное свойство, мотивацию лжеца объясняет через понятие макиавеллизма, предполагающее доминирование в структуре личности и межличностных отношений установки на осознанное манипулирование окружающими. [4, с. 237 – 243] А.О. Дик [7, с. 252 – 255] в обзорном исследовании, посвященном изучению истоков формирования к обману и манипуляции сознанием, рассматривает как уровень межличностных коммуникаций, так и уровень функционирования лжи в обществе. Он приходит к выводу о многомерности и многообразии мотивации лжи в сфере межличностных отношений. Он указывает на то, что в процессе развития и становления, личность человека испытывает на себе множество влияний, так или иначе провоцирующих ее на формирование индивидуальных качеств, способствующих склонности ко лжи при достижении своих целей. Как и Вихман, автор определяет эти качества, в первую очередь, через термин «макиавеллизм», обозначающий жизненный принцип, согласно которому для достижения цели хороши любые средства. При этом факторы, влияющие на формирование личностной предрасположенности ко лжи, можно обнаружить в семье, в школе, других социальных институтах, сопровождающих человека на протяжении всей его жизни. Что же касается функционирования лжи на уровне социальных групп, то здесь, по мнению Вихмана, активно подключаются принципы групповой динамики и идентичности. В частности, он приводит пример сообществ, в которых ложь членам своей группы рассматривается крайне негативно, однако, может поощряться в отношении чужаков. На наш взгляд, идея о влиянии принципов групповой динамики на функционирование лжи в обществе хорошо иллюстрирует уже обозначенный нами ранее тезис о том, что одним из источников лжи на уровне больших групп является то, что ложь имплицитно оказывается одним из механизмов идеологий и макросоциальных дискурсов, которые, в свою очередь, выступают в качестве центров формирования групповой идентичности.
Причины лжи, таким образом, нельзя однозначно локализовать вне человека или внутри него. С одной стороны, склонность ко лжи может быть частью специфического личностного симптомокомплекса и затрагивать ценностно-смысловую, когнитивную, коммуникативную, мотивационную сферу личности. С другой стороны – ложь может являться вполне естественной реакцией человека на внешние обстоятельства, в первую очередь, на фрустрацию ряда его потребностей, более того, очень часто ложь носит внесистемный, ситуативно мотивированный характер. Наконец, ложь оказывается одной из основ формирования макросоциальных групп, что, с одной стороны, может быть рассмотрено в ключе массовой манипуляции, а с другой – в качестве естественного механизма функционирования социума. Наконец, на общекультурном уровне ложь во всей палитре возможных ее проявлений, оказывается вполне определенным продуктом культурного производства, а значит, и круг легитимных причин ее появления в конкретном обществе и в определенную эпоху также исторически сформирован и определен, хотя и не всегда эксплицирован.
Таким образом, стоит отметить, что факторы и причины лжи в том виде, в котором они разворачиваются в результате анализа феномена и в том виде, в каком они осмысливаются различными исследователями, по сути, являются двумя сторонами одной медали, сочетанием внешнего и внутреннего, на пересечении которого ложь становится настолько оформленной, что может быть подвергнута научному описанию. В свою очередь, научное описание, опирающееся на реальные контексты существования явления, имеет прямой выход на решение прагматических задач. Именно об этом мы и будем говорить, описывая диагностические ресурсы, имеющиеся у современной науки применительно ко лжи.

Глава 3. Диагностические возможности лжи в современной науке

3.1. Признаки лжи

 

Признаки лжи в повседневном общении, специальных исследованиях и при наблюдении социально-политических процессов могут проявляться на различных уровнях. При этом на последнем уровне, индикатором лжи оказывается, в конечном итоге, человек – тот, кто лжет, либо тот, кто является мишенью лжи. На наш взгляд, наиболее четко и точно эти уровни описал М.Ю. Коноваленко, которая соотнесла формы проявления показателей неискреннего общения с уровнями функционирования психики. [18, с. 107-110] Так, психофизиологическому уровню психики соответствуют признаки лжи, проявляющиеся на кинетическом и вегетативном уровне. Признаки лжи здесь тесно связанны, с одной стороны, с аффективной заряженностью кинетической активности человека, в первую очередь, мимики и пантомимики, а с другой – с трудностью установления человеком сознательного контроля над собственными микродвижениями и вегетативными реакциями.
Психологическому уровню соответствуют поведенческая, мыслительная и зрительно-моторная формы проявления неискренности.
На социально-психологическом уровне функционирования психики неискренность проявляется в вербальной, паравербальной и экстравербальной форме.
В результате многочисленных научных исследований учеными были выявлены и установлены типичные паттерны невербального поведения лгущего человека. Одним из основных проявлений выступает общая или локальная асимметрия тела человека, изменения динамики двигательных реакций и вегетатики, тембра и скорости речи и т.д. Поп-психология, как правило, предлагает набор такого рода внешних характеристик как достаточно однозначный паттерн психофизиологического проявления лжи. Например, в качестве признаков неискренности партнера по общению, нередко выделяют:
• бегающий взгляд или специфическое положение глаз в момент произнесения неправды, которое определяется как маркер лжи в соответствии с ключами глазного доступа по методологии НЛП;
• легкую улыбку, внезапно появляющуюся в процессе разговора, нередко несколько асимметричную;
• микронапряжение или тремор лицевых мышц;
• внезапное сужение или расширение зрачков, повышение потоотделения, покраснение или побледнение кожных покровов.
• изменение тембра голоса, ускорение или замедление речи, увеличение или сокращение пауз между словами, дрожание в голосе. [24, с. 324 – 327] Однако, как справедливо замечает Э.Н. Асланбекова, такие характеристики должны быть соотнесены с индивидуально-личностными особенностями человека, в первую очередь, с особенностями его темперамента. [2, с. 42 – 44] Так, Т.А. Алексеева приводит данные исследования того, каким образом ложь проявляется в речи представителей различных психологических типов при производстве допроса. [1, с. 21 – 27] В своей статье она опирается на классификацию характерологических типов, предложенную Леонгардом. Так, по словам Алексеевой, для эпилептоида характерен громкий голос и показательно четкое произнесение слов. В речи и поведении он всячески подчеркивает уверенность в себе. Во время лжи голос остается таким же громким. Происходит это потому, что представитель данного психологического типа, как правило, склонен считать, что громко и четко произнесенные слова ассоциируются у окружающих его людей с правдой. Необходимость постоянно контролировать громкость своего голоса приводит к утомлению, что начинает проявляться в колебаниях громкости и постепенном ее уменьшении.
Гипертимный тип характеризует громкий голос, а также быстрый темп речи и неравномерная, рваная интонация. Слова при такой интонации, произносятся, как бы, отдельно друг от друга. При этом интонация идет вверх, достигает пика и после идет вниз, чтобы затем начать цикл сначала. Речи представителя гипертимного типа свойственно активное употребление наречий и глаголов, обозначающих движение, скорость, («быстренько», «очень сильно торопился» и т.п.) Быстрый темп речи обеспечивает короткость синтаксических пауз, однако, во время лжи темп замедляется, при этом увеличивается количество и длительность пауз. Одновременно с этим при лжи возрастает количество междометий, слов, являющихся маркерами неуверенности.
Истероидный тип, как правило, в своем рассказе любые события освещает через призму собственного «я», концентрируясь на своей персоне. В речи ему характерна высокая частота употребления личных местоимений. Во время лжи истероид склонен резко менять темп и скорость речи или чередовать быстрый и медленный темп речи с удлинением интонационных пауз. При этом громкость голоса увеличивается на ложных словах, чтобы сделать на них акцент – это кажется истероиду более убедительным.
Циклоида отличают неравномерные интонации, указывающие на то, что он говорит правду, лично заинтересован, неравнодушен к предмету разговора. Однако при сообщении ложной информации интонация становится ровной, темп при этом средний, слова произносятся отчетливо, подчеркивается доступность сказанного. Ложь в диалоге может сочетаться с обилием встречных вопросов собеседнику, что выступает в качестве средства психологического подавления.
Застревающий тип во время лжи стремится сохранять рассудительность, говорить то, что правильно будет сказать в данной ситуации. Это сказывается на изменении вокальных характеристик речи: громкий голос становится тише, интонация выравнивается, артикуляция ухудшается, создавая впечатление зажатости в области рта, хотя обычно представители застревающего типа произносят слова очень хорошо.
Одним из вариантов речевого поведения параноида при лжи является проявление излишней активности: темп речи ускоряется, громкость увеличивается, появляются частые восходящие интонации, при этом сохраняется четкость произношения. Параноид в этом случае пытается копировать экстравертивные типы. В другом случае в речи представителя параноидального типа присутствует сдержанность: громкость средняя, ближе к тихой, интонационные скачки соответствуют синтаксическому строению предложения, ответы на вопросы очень краткие, без лишних подробностей.
Конформный — психологический тип, который больше всего нуждается в поддержке авторитетного для него человека. В связи с этим, во время лжи проявляет чрезмерное волнение, что находит свое отражение в соответствующих внешних психофизиологических реакциях. Во лжи представителя конформного типа прослеживаются многочисленные противоречия, при указании на которые он может еще больше разволноваться и запутаться. В другом случае конформный может пытаться, наоборот, выглядеть уверенным, поэтому говорит со средним темпом, четко произнося слова, но при этом сохраняются многочисленные паузы, объяснение своих действий.
Шизоид характеризуется низкой контактностью, что отражается и при сообщении ложной информации. Очень часто шизоиды отвечают на вопросы жестами, например, кивая, тем самым, исключая речевое общение. Вокальные и тональные характеристики в большинстве случаев остаются неизменными: тихий голос, медленный темп, долгие паузы, при этом интонация сохраняется ровной.
Наиболее информативным элементом речи представителя сензитивного типа является тональность, эмоциональная насыщенность голоса, поэтому при сообщении ложной информации искажается именно эта сторона. Плавные интонации сменяются резкими, обрывающимися при восхождении или долгими нисходящими, эмоции сдерживаются, что создает напряжение в голосе. Это напряжение отражается и на громкости голоса, который становится заметно тише.
Отличительными чертами речи представителя гипотимного типа являются медленный темп, тихий голос и нисходящая интонация, поэтому заранее подготовленный рассказ выдает немного ускоренный темп и появление восходящих интонаций, голос остается тихим. Ложь отличается увеличением пауз как по количеству, так и по продолжительности. Гипотим часто растягивает гласные в словах в конце предложения, предоставляя себе дополнительное время для обдумывания. Тихий голос сопровождается нечетким произношением, проглатыванием слов, особенно к концу предложения, хотя обычно речь гипотима хоть и тихая, но четкая.
Во время лжи предложения могут отличаться оборванностью, представитель гипотимического типа не заканчивает начатую мысль, резко подводит итог, но при этом смысл остается понятным. Содержание лжи отличается некоторой схематичностью, нет распространенных предложений, эпитетов.[1, с. 21 – 27] Приведенные выше проявления лжи у представителей разных психотипов отчетливо вырисовывают связь между психологическим и психофизиологическим уровнем обнаружения признаков лжи. Обнаружение же таковых на социально-психологическом уровне требует, зачастую, широкого привлечения социокультурных контекстов. В этом плане весьма интересны исследования филологов Т.И Леонтьевой, Л.А. Датчер и О.В. Филлиповой, посвященные изучению вербально-невербальных контекстов ложных высказываний на материалах английской и американской литературы ХХ века. [22, с. 101 – 109] Исходя же из описанных нами выше функций лжи, ее проявления на социально-психологическом уровне будут обнаруживаться, прежде всего, в определенных дискурсивных маркерах, формирующихся там, где на уровне производства социальных смыслов возникает чрезмерное обобщение, дезинформация или иные искажения представлений о реальном положении вещей. Поскольку носителем лжи здесь, зачастую, выступает не конкретный человек, а целый аппарат по поддержанию социальных смыслов и значений (медиа, традиции и т.д.), то традиционные психологические исследовательские методики здесь оказываются малоэффективными. Более чувствительными здесь оказываются средства анализа дискурса (см, например, исследования З.З. Чанышевой и Р.Р. Хазиевой [28, с. 974 – 978], Н. Д. Тибинько [26, с. 134 – 137]), которые способны оценивать и конкретные содержания, и порядки их производства в социальных практиках. Также, на речевом и экстравербальном уровне эффективными для анализа лжи оказываются средства современной лингвистики (см., например, работу Н.А. Синеокой [25, с. 258 – 261]).
Таким образом, многообразие проявлений лжи оформлено в более или менее четкие наблюдаемые маркеры. И задача распознавания лжи, таким образом, на первый взгляд, может быть сведена к простому вычленению и анализу этих способов. Действительно, соответствующие методы существуют и активно используются. Однако, сложность феномена лжи, которую мы продемонстрировали в предыдущих главах, делает поиск в области техники распознавания лжи актуальным.

3.2. Техника распознавания лжи

Как становится ясно из всего вышесказанного, ложь может проявляться на различных уровнях. Сообразно этим уровням, все многообразие техник распознавания лжи можно разделить на три группы. Первая соответствует наблюдению за невербальным поведением лжецов. Вторая группа предполагает объективное наблюдение, в том числе, и аппаратное, за их физиологическими реакциями. Третья группа включает методы анализа высказываний или иного контента, содержащего ложь. Все три группы техник применимы в случае, когда носителем лжи выступает конкретный человек. В случае же, когда мы обращаемся к вопросам функционирования лжи в социальных контекстах, актуальность сохраняет лишь третья группа методов.
Прикладные исследования в области юридической психологии показывают, что анализ невербального поведения и содержания сказанного часто затруднен тем фактом, что разные люди в процессе лжи по-разному ведут себя в вербальном и невербальном отношении. Выше уже приводились исследования соотношений различных моделей речевого поведения с личностно-характерологическими особенностями лжецов, из которых видно, что внешние проявления лжи вариативны, поскольку их конфигурация связана, в целом, с индивидуально-психологическими особенностями человека.
В свою очередь, анализ конкретного содержания сказанного требует от специалиста свободной ориентации в контекстах беседы, высокой способности к аналитике, лингвистической чувствительности и, зачастую, не может быть достаточно стандартизирован, что, в свою очередь, создает значительные трудности в подготовке специалистов такого рода.
Что касается аппаратных методов фиксации проявлений лжи, то существующие в настоящее время представления о влиянии личности испытуемого на результаты полиграфического исследования пока достаточно фрагментарны и не образуют основания для целостной теоретической модели. Например, Е.С Исайчев, С.А. Исайчева, А.В. Насонов и А.М. Черноризов указывают на то, что споры о возможности применения полиграфических исследований для однозначного определения факта лжи, начатые еще в 70-80 годах прошлого века, не утихают до сих пор. Несмотря на то, что в прикладной психофизиологии идет непрерывный активный поиск новых путей диагностики скрываемых знаний, до появления панацеи в этой области еще очень далеко. [16, с. 70 – 77] Несмотря на все вышесказанное, практика показывает, что все три группы техник выявления лжи могут успешно применяться на практике. Для понимания того, каким образом это оказывается возможным, нам необходимо ввести еще одну категорию, характеризующую техническую сторону распознания лжи – компетентность специалиста, производящего такое распознание. При чем, компетентность эта должна быть понята как нечто, несводимое к простому знанию методики и набору соответствующих навыков и умений.
Насколько хорошо определяют ложь малоискушенные люди, не получившие соответствующей подготовки? Способность эта во многом зависит от социального опыта человека. О.В. Белановская, изучающая способность школьников к распознаванию лжи, приводит данные, согласно которым, способность к тонкому дифференцированию правды и обмана человек обретает в старшем подростковом возрасте, и связано это «с развитием социальной перцепции, рефлексивных образований, расширением осмысления нравственных категорий и причинно-следственных связей в данном возрасте». [3, с. 66 – 69] И.А. Кривошлыкова, изучающая способность к распознаванию лжи в подростковом, юношеском и зрелом возрасте, приходит к выводу, что распознавание лжи является одним из наиболее сложных когнитивных процессов. Она не сводится к категоризации базовых эмоций или интеллектуальной оценке формы и содержания высказывания собеседника. Распознавание лжи требует одновременного декодирования сразу нескольких пластов информации, поступающей по разным каналам, что выдвигает высокие требования к когнитивным способностям наблюдателя, а интерпретация этого потока является творческим мыслительным процессом. [20] По мнению Д.М. Егорова, важное значение в формировании способности распознавать ложь принадлежит навыкам социальной перцепции и эмпатии. По его словам, «выявление специфики закономерностей распознавания лжи определяется в динамике становления психологической системы через динамику соответствия смысловой структуры поведения лжеца в сознании изобличителя и реального поведения лжеца, во взаимодействии, опосредованном смысловой структурой поведения лжеца в сознании эксперта» [9, с. 43] (курсив наш). Также, данные проведенных Д.М. Егоровым исследований убедительно доказывают, что восприятие и выявление лжи в значительной мере зависит от ее формы и подачи. [10, с. 216-223] [8, 40-51] Специально обученные эксперты в состоянии отличить правду ото лжи на уровне выше того, какого можно было бы ожидать случайно при использовании невербальных, вербальных или физиологических техник обнаружения обмана. Тем не менее, уровень точности здесь все еще весьма далек от желаемого.
Именно поэтому юридическая практика, выступающая одним из основных социальных заказчиков профессиональной экспертизы лжи, в большинстве стран не принимает результаты такого рода экспертизы в качестве объективных доказательств в пользу лживости или правдивости тех или иных содержаний, становящихся предметом расследования или судебного спора. В большинстве случаев, процессуально определен порядок, согласно которому специалисты должны не только предоставить результаты своих исследований и собственные выводы относительно диагностированной ложности или правдивости, но и поставить суды или другого заказчика в известность о несовершенстве использованных ими техник.
Насколько вообще возможна эффективная подготовка специалистов в области определения лжи? Из всего сказанного выше следует, что такая подготовка, чтобы иметь должный эффект, должна быть, с одной стороны, сконцентрирована на выработке узкоспециальных компетенций, а с другой – развивать у специалистов целый набор способностей из коммуникативной сферы: эмпатии, лингвистической чувствительности, чувствительности к контекстам и т.д.
Также, наравне с разработкой техник обнаружения лжи, обучению им специалистов, остро стоит вопрос о некоторой информационной гигиене, которая должна соблюдаться для того, чтобы распознавание лжи было эффективным.
Совершенно очевидно, что методы детекции окажутся менее точными, если лжецам удастся обмануть наблюдателей в силу своей осведомленности в техниках разоблачения, которые те применяют. Кого-то, возможно, удивит, какое это вообще имеет отношение к делу. Насколько вероятно, чтобы лжецы самостоятельно выискивали информацию о новейших техниках раскрытия лжи и упражнялись в их преодолении? По-видимому, это зависит от мотивации лжеца и его стремления избежать разоблачения, а также о вероятности применения против него техники. Высокомотивированные лжецы — преступники, шпионы и неверные супруги — скорее всего, выкажут больший интерес к способам обманывать детекторы лжи, к техникам управления своими кинетическими и невербальными реакциями, к маскирующему структурированию ложного контента. Действительно ли они получат информацию о соответствующих техниках и подготовятся так, что сумеют свести их эффективность к минимуму, — все это, вероятно, будет зависеть от воспринятой вероятности применения техники против них.
Поэтому маловероятно, чтобы неверные супруги взялись разыскивать сведения о подобных техниках, ибо они не могут представить, что их партнеры воспользуются последними по отношению к ним. С другой стороны, преступники и шпионы способны понять, что рискуют подвергнуться освидетельствованию при помощи этих техник, а потому готовы поупражняться в способах их обойти. В частности, существует значительное количество исследований, которые показали, что лица, подвергающиеся проверке на детекторе лжи, в состоянии ввести в заблуждение соответствующий персонал и обмануть детектор, если в достаточной мере сами знакомы с методологией исследования или способами активного искажения результатов.
Также люди, зачастую, оказываются достаточно состоятельными в контроле за содержанием своей речи даже на житейском уровне, а применение специальных методики обучения способно довести уровень этого контроля до максимума.
С учетом того обстоятельства, что наблюдатели зачастую не искушены в распознавании обмана, когда их внимание приковано к чему-либо поведению, лжецам, по-видимому, нет смысла упражняться в стиле своей невербальной самопрезентации. В то же время, и эта сфера поддается значительной тренировке, хотя и труднее двух других, поскольку более всего прочего завязаны на аффективные процессы психики. Есть некоторые данные о том, что лжецам вдобавок трудно контролировать те паттерны поведения, которые поддаются контролю намного легче, чем выражения лица, — например, движения рук.
Так, О. Фрай приводит данные исследования, в ходе которого ученые сообщили половине участников о том, что на обман зачастую указывает уменьшение частоты тонких движений в кистях и пальцах Другим участникам никакой информации подобного рода не давалось. Всем участникам было предписано лгать, после чего их попросили охарактеризовать свое поведение в процессе лжи. Информированные лжецы, в отличие от не информированных, полагали, будто в процессе обмана выполняли более тонкие ручные и пальцевые движения. Однако при анализе фактического поведения участников выяснилось, что в обеих группах наблюдалось равное число тонких ручных и пальцевых манипуляций. Иначе говоря, хотя оповещенные лжецы полагали, будто сумели сократить число таких движений, в действительности они этого не достигли, из чего следует, что добиться этого не так-то легко.
Одним из ключей к повышению эффективности распознавания лжи видится сочетание различных методов и техник.
До сих пор разнообразные способы обнаружения лжи — через анализ речевого содержания, невербального поведения или физиологических реакций — рассматривались порознь. Одним из очевидных путей повышения точности разоблачения обмана является объединение нескольких методов. Однако не все такие комбинации возможны, так как, например, технически невозможно сочетать вербальные техники обнаружения обмана с проверками на детекторе лжи. А работа с неречевыми формами предъявления лжи не оставляет возможности для оценки невербального компонента общения и вообще поведения говорящего. Поэтому, на практике, по большому счету, возможны лишь сочетания невербальной поведенческой техники разоблачения лжи и либо обследования на детекторе лжи, либо метода вербального обнаружения лжи.
Однако нельзя гарантировать, что эти сочетания будут успешными. Те люди, например, которые работают на детекторах лжи и применяют технику контрольных вопросов, и те, кто наблюдает за выражением эмоций на лице, стараются выявить эмоции. В обоих случаях детекция лжи не сможет выявить обман, если лжец держится бесстрастно. Лжецов, которые не испытывают эмоций, нельзя изобличить при участии опознавателей лжи, которые высматривают эмоциональные лицевые выражения, ибо таких эмоций просто не будет. Таких лжецов не поймать с поличным и при помощи полиграфического теста с применением контрольных вопросов, так как они не выкажут никаких физиологических реакций, ожидаемых от лжецов по ходу тестирования.
Таким образом, из всего вышесказанного следует, что совершенствование существующих способов распознавания лжи, а также поиск перспективных методик должны идти, в первую очередь, по пути интеграции существующего опыта, создания комплексных систем, включающих в себя методологию различных уровней и планов. При этом проблему техники распознавания лжи стоит ставить более широко, нежели чем простой поиск и интерпретация соответствующих маркеров. Распознавание лжи основано как на специфике самого феномена, так и на специфических компетенциях эксперта, исследователя, многие из которых в настоящий момент требуют изучения и инструментализации.

 

Заключение

В ходе проведенного исследования мы выполнили основную стоящую на данный момент перед нами цель: проанализировали и обобщили наиболее распространенные современные психологические подходы к пониманию феномена лжи. Кроме того, в процессе работы нами был проблематизирован статус эксперта, выявляющего ложь, как носителя особых компетенций, которые соотносятся как с признаками лжи, так и с определенными коммуникативными навыками самого наблюдателя.
В ходе проведенного исследования была проведена следующая работа:
1. Рассмотрена ложь как предмет психологического исследования: изучены представления о лжи в отечественной и зарубежной литературе, выявлены функции лжи, рассмотрена типология лжи и ее классификация;
2. Проанализированы факторы и причины лжи;
3. Изучены диагностические возможности лжи в современной науке: проведен обзор признаков лжи и техники распознавания лжи.
В первой главе мы решили обзорную задачу, рассмотрев актуальные представления о лжи.
Во второй – выполнили задачу концептуального осмысления феномена лжи. При этом, в процессе работы, в аналитических целях был концептуализирован в качестве аналитического инструмента и применен набор функций лжи, который позволил нам выявить и описать основные факторы лжи, сопровождающие и конституирующие этот феномен на различных уровнях его существования.
Задача обзора проявлений лжи и способов ее выявления, реализованная нами в третьей главе, вывела нас на проблематику комплексного анализа внешних способов распознавания лжи различного уровня и специфических компетенций эксперта.
Обобщая проделанную работу, можно сказать, что, несмотря на первое впечатление глубокой изученности проблемы лжи в психологии, существует множество пробелов, в первую очередь, в области прикладного применения существующих теоретических моделей, которые делают дальнейшую исследовательскую работу в этой области важной и актуальной. Особенно этот тезис значим в свете новых вызовов, связанных с нарастающей интеграцией психики отдельного человека в информационную макроструктуру общества. Последнее требует уделить больше исследовательского внимания построению общей психологической модели лжи, которая позволила бы рассматривать ложь как целостный элемент человеческой реальности, который разворачивается на всех уровнях человеческого существования, от психофизиологического до социально-психологического.
Прикладное значение исследований такого рода состоит, в первую очередь, в возможности разработки новой методологии выявления лжи, основанной на комплексном подходе, включающем в себя как работу с индикаторами лжи на всех уровнях ее проявления, так и с понимающей способностью эксперта, его специфическими навыками и компетенциями. В частности, в рамках аппаратных техник диагностики лжи, подход, о котором мы говорим, мог бы расширить способы и качество анализа проявления лжи, а также помочь конструктивно переосмыслить статус оператора полиграфа как специалиста, активно использующего не только узкоспециальные знания, но и широкий выбор способов, имеющихся у него на входе и специально приобретенных коммуникативных компетенций.

Список использованных источников

1. Алексеева Т. А. Особенности речи представителей отдельных психологических типов, свидетельствующие о лжи при производстве допроса / Т.А. Алексеева // Вестн. Том. гос. ун-та. Право. – 2015. – №1 (15). – С. 21 – 27.
2. Асланбекова Э. Н. Особенности невербального поведения при сообщении ложной информации / Э.Н. Асланбекова // Изв. Сарат. ун-та Нов. Сер. Философия. Психология. Педагогика. – 2013. – №4-1. – С. 42 – 44.
3. Белановская О. В. Диагностика способности дошкольника к распознаванию правды и лжи / О.В. Белановская // Современное дошкольное образование. Теория и практика. – 2011. – №3. – С. 66 – 69.
4. Вихман А. А. Некоторые особенности индивидуальности лжецов юношеского возраста / А.А. Вихман // Сибирский педагогический журнал. – 2010. – №11. – С. 237 – 243.
5. Грачев Г., Мельник И. Манипулирование личностью: организация, способы и технологии информационно-психологического воздействия / Г. Грачев, И. Мельник //М.: ИФ РАН. – 1999. – Т. 63. – [Электронный ресурс]: Режим доступа: http://avkrasn.ru/article-466.html
6. Гусева И. С. Факторный анализ отчужденности, лжи и социальной желательности у студентов педагогического вуза / И.С. Гусева // Общество: социология, психология, педагогика. – 2013. – №2. – С. 31 – 39.
7. Дик А. О. Истоки формирования склонности к обману и манипуляция сознанием / А.О. Дик // Научные проблемы гуманитарных исследований. – 2011. – №2. – С. 252 – 255.
8. Егоров Д. М. Зависимость индивидуальных стратегий восприятия лжи от форм ее предъявления / Д.М. Егоров // СПЖ. – 2016. – №60. – С. 40 – 52.
9. Егоров Д.М. Психологическая специфика закономерностей распознавания лжи / Д.М. Егоров // Вестн. Том. Гос. Ун-та. – 2015. – №393. – С. 191 – 195.
10. Егоров Д.М. Сравнительный анализ восприятия лжи, предъявляемой в письменной и аудиальной формах/ Д.М. Егоров // Вестн. Том. Гос. Ун-та. – 2015. – №397. – С. 216 – 223.
11. Егорова Т. В. Ложь как специфический способ манипуляции партнером в интимно-личностных отношениях в современном обществе / Т.В. Егорова // Известия Самарского научного центра РАН. – 2013. – №2-2. – С. 379 – 381.
12. Зеньковский В. В. Социальное воспитание, его задачи и пути / В.В. Зеньковский // Психология детства. – 1995. – С. 295-344.
13. Зимбули А. Е. Ложь: нравственно-оценочные аспекты / А.Е. Зимбули // Общество. Среда. Развитие (Terra Humana). – 2012. – №3. – С. 187 – 192.
14. Знаков В. В. Индивидуальные различия обмана в малом бизнесе / В.В. Знаков // Психологический журнал. – 1994. – Т. 15. – №. 6. – С. 252-253.
15. Знаков В. В. Неправда, ложь и обман как проблемы психологии понимания / В.В. Знаков //Вопросы психологии. – 1993. – №. 2. – С. 9-16.
16. Исайчев Е. С. Диагностика скрываемой информации на основе анализа когнитивных вызванных потенциалов мозга человека / Е. С. Исайчев, С. А. Исайчев, А. В. Насонов, А. М. Черноризов // Национальный психологический журнал. – 2011. – №1. – С. 70 – 77.
17. Козулева А. А. Подходы к пониманию лжи и ее проявления на психофизическом, психологическом и социально-психологическом уровнях функционирования психики / А.А. Козулева //Сибирский юридический вестник. – 2009. – №. 3. – С. 67 – 73.
18. Коноваленко М. Ю. Продуктивность решения социально-перцептивных и коммуникативных задач в условиях неискреннего делового общения / М.Ю. Коноваленко //М.: МГЛУ. – 2004.
19. Красников М. А. Феномен лжи в межличностном общении / М.А. Красников //Общественные науки и современность. – 1999. – №. 2. – С. 176-185.
20. Кривошлыков И. А. Исследование способностей к распознаванию лжи в подростковом, юношеском и зрелом возрастах / И.А. Кривошлыков // СИСП (электронный журнал). – 2012.
21. Крогиус Н. В. Правда о лжи: проблема рефлексии / Н.В. Крогиус // Изв. Сарат. ун-та Нов. сер. Философия. Психология. Педагогика. – 2009. – №3. – С. 105 – 110.
22. Леонтьева Т. И. Вербально-невербальный контекст ложных высказываний (на материале художественных произведений английской и американской литературы XX В.) / Т. И. Леонтьева, Л. А. Датчер, О. В. Филиппова // Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология. – 2011. – №2. – С. 101 – 109.
23. Олейник Ю. Н. Отношение ко лжи как индикатор ментальности народа / Ю.Н. Олейник //Приволжский научный вестник. – 2014. – №. 11-2 (39). – С. 169 – 172.
24. Романова Н. М. Особенности отношения человека к правде и лжи / Н.М. Романова // Царскосельские чтения. – 2011. – №XV. – С. 324 – 327.
25. Синеокая Н. А. Выступления немецких политиков как источник для прагмалингвистического анализа лжи / Н.А. Синеокая // Вестник МГУКИ. – 2014. – №5 (61). – С. 258 – 261.
26. Тибинько Н. Д. Манипуляция в политическом дискурсе / Н.Д. Тибинько // Вестник ЧелГУ. – 2011. – №3. – С. 134 – 137.
27. Фрай О. Ложь: Три способа выявления. Как читать мысли лжеца. Как обмануть детектор лжи / О. Фрай. – СПб.: Прайм-Еврознак. – 2006. – 284 [4] с.
28. Чанышева З.З., Хазиева Р.Р. Дискурсивные практики использования агрессивной лжи в конфликтогенном дискурсе / З.З. Чанышева, Р.Р. Хазиева // Вестник Башкирск. ун-та. – 2015. – №3. – С. 974 – 979.
29. Чухрова М. Г. Лживость как компонент симптомокомплекса коммуникативных особенностей личности / М. Г. Чухрова, О. А. Белобрыкина, В. В. Колыхневич // МНКО. – 2012. – №3. – С. 186 – 189.
30. Щеглова Т. Б. Историко-методологические основы исследования феномена лжи в подростковом возрасте / Т.Б. Щеглова // Вестник Тамбовского университета. Серия: Гуманитарные науки. – 2013. – №. 9 (125). – С. 185 – 189.
31. Щербатых Ю. В. Психология лжи и обмана / Ю.В. Щербатых // Ростов н/Д: «Феникс. – 2011.
32. Экман П. Психология лжи / П. Экман // СПб.: Питер. – 1999.