христианских подданных султана, были теперь на несколько лет отброшены царским правительством.
Несмотря на это, соперничество России с Австро-Венгрией на Балканах продолжалось. Во второй половине 80-х годов, особенно после воцарения в Болгарии Фердинанда Кобургского, на всем Балканском полуострове установилось экономическое и политическое преобладание Австро-Венгрии. Исключение представляла только Греция, где по-прежнему господствовал английский и французский капитал. Одно время русское влияние первенствовало на Балканах только в такой небольшой стране, как Черногория.
Однако австрийское засилье вызвало в балканских государствах новый поворот в пользу России. В Болгарии после падения Стамбулова (в 1894 г.) министерство Стоилова искало примирения с Россией, стремилось добиться признания царским правительством Фердинанда Кобургского князем Болгарии. И такое признание последовало, а вместе с ним и восстановление дипломатических отношений. Тем самым был положен конец политической монополии, которой в течение восьми лет привыкла пользоваться в Болгарии Австро-Венгрия.
В апреле 1897 г. император Франц-Иосиф и его министр иностранных дел граф Голуховский нанесли визит в Петербург. Их ожидал наилучший прием. К этому времени Николай II нашел преемника скончавшемуся незадолго перед тем Лобанову: министром иностранных дел был назначен граф М. Н. Муравьев. Менаду ним и Голуховским состоялись переговоры. Было достигнуто соглашение о совместном поддержании статус-кво на Балканах. Стороны при этом обязывались договориться об обоюдных интересах, которые им необходимо будет учесть при возможных территориальных переменах на Балканском полуострове, если таковые все же произойдут.
Было согласовано, что вопрос о Константинополе и проливах имеет «общеевропейский характер» и не должен служить предметом сепаратных австро-русских соглашений. Австро-Венгрия подтвердила принцип закрытия проливов как обеспечивающий «законную безопасность» России.
Соглашению была придана форма обмена письмами. Эта форма выявила разногласия, сохранявшиеся между договаривающимися сторонами. Австро-венгерский министр иностранных дел в своем письме от 8 мая 1897 г. выговаривал для своей страны право превратить в случае необходимости оккупацию Боснии и Герцеговины в аннексию и, кроме того, присоединить Новобазарский санджак. Если поддержание статус-кво станет невозможным, Голуховский предусматривал образование независимой Албании и раздел остальной части Балкан между существующими балканскими государствами с тем, однако, чтобы между ними не было нарушено «равновесие сил». Оставаясь злейшим врагом славянства, Австрия по-прежнему не допускала образования большого славянского государства.
В своей ответной ноте Муравьев отказывался фиксировать все эти «вопросы будущего». Вопрос об аннексии Боснии, Герцеговины и Новобазарского санджака, по его мнению, потребовал бы «специального рассмотрения». Говорить о создании Албании и разделе Балкан между малыми балканскими государствами «преждевременно». Соглашение свелось в сущности лишь к пункту о сохранении статус-кво — пока это возможно.
Впрочем, на этом этапе такая договоренность имела реальное значение, так как обе стороны были заинтересованы в том, чтобы на некоторое время, по образному выражению Лобанова-Ростовского, «заморозить» восточный вопрос.
Австро-русское соглашение оказалось довольно прочным, оставаясь в силе около 10 лет.
Русско-турецкая война была предпринята царским правительством в значительной мере для того, чтобы укрепить свое положение внутри страны. Война была выиграна, но вместо укрепления авторитета царской власти она привела к росту всеобщего недовольства и подъему революционного движения. В стране возникла революционная ситуация.
Международное положение царизма было не менее тяжелым, чем внутреннее. Россия пребывала в состоянии дипломатической изоляции. Англия и Австро-Венгрия были ее прямыми врагами.
Больше всего трудностей доставляла Англия. Правительство Биконсфильда воспользовалось русско-турецкой войной и ослаблением России в целях широкой экспансии и усиления британского влияния на всем Востоке — в Турции и на Балканах, в Иране и Туркмении, в Афганистане и Китае.
С Берлинского конгресса Биконсфильд возвратился в Англию триумфатором. Он добился пересмотра Сан-Стефанского договора. Англия захватила Кипр. Закрепление доминирующего влияния Англии в Турции составляло одну из главнейших составных частей экспансионистских замыслов британского правительства. Фактически после русско-турецкой войны Англия стала хозяйкой проливов. «При теперешнем положении дел,— записал Д. А. Милютин в своем дневнике 22 марта 1879 г.,— Англия уже владеет фактически и Константинополем, и проливами. Настоящий хозяин в столице Турции не султан, а представитель Англии». Английский флот оставался в Мраморном море до весны 1879 г., и вплоть до этого времени чувство тревоги ни на минуту не покидало правящие круги Петербурга. Между тем правительство Биконсфильда подготовляло новый акт колониальной экспансии — войну против Афганистана.
Со своей стороны царское правительство стремилось ослабить положение Англии в Турции, не допустить ее в Афганистан — к рубежам Туркмении и среднеазиатских владений России. Ради этого и был предпринят, говоря словами Маркса, «шахматный ход русских в Афганистане».
В мае 1878 г., в разгар англо-русского конфликта из-за Балкан и Турции, когда в Англии был объявлен призыв резервистов, царское правительство сосредоточило войска в районах, примыкающих к Афганистану. Затем в Кабул была направлена миссия во главе с генералом Столетовым. Цель ее заключалась в том, чтобы, создавая угрозу британским интересам в Средней Азии, отстаивать позиции России на Балканах. Имелось также в виду предотвратить английскую экспансию, направленную на подчинение Афганистана, а также Туркмении, на которую царское правительство имело собственные виды.
После нескольких недель пребывания в Кабуле Столетов был вызван в Россию для доклада царю. В афганской столице остался генерал Разгонов. Созванное для обсуждения доклада Столетова специальное совещание высших сановников под председательством Александра II пришло, однако, к выводу, что военной помощи Афганистану Россия оказать не может и вынуждена ограничиваться дипломатической поддержкой.
В ноябре 1878 г. английские войска напали на Афганистан. Началась англо-афганская война.
Русское правительство предложило свое содействие для урегулирования конфликта при условии, что Англия «будет уважать независимость Афганистана». После долгих переговоров русский посол в Лондоне Петр Шувалов в обмен на отзыв русской миссии из Кабула добился подтверждения прежнего обязательства английского правительства о соблюдении «целостности» Афганистана и его «независимости». Обязательство это было подтверждено в письмах, которыми обменялись Шувалов и Солсбери 19(7) декабря 1878 г., но сопровождалось со стороны английского министра устными оговорками о необходимости «исправления границ» между Афганистаном и Британской Индией, что существенно умаляло ценность достигнутого соглашения.
Еще за несколько дней до его оформления русской миссии в Кабуле было послано указание покинуть афганскую столицу. Как раз в это время эмир Шнр Али ввиду приближения английских войск решил оставить Кабул и искать убежища в России. Но добраться до русских пределов ему не удалось: он заболел и умер в пути.
В мае 1879 г. английское правительство навязало Афганистану Гандамакский договор, который превращал страну в английский протекторат. «Независимость» Афганистана была нарушена так же, как и его «целостность». В Средней Азии победителем на данном этапе, как и на Ближнем Востоке, оказался британский империализм.
2.2 Расстановка сил на Ближнем Востоке в начале XX в. Англо-русское соглашение 1907 года и вопрос о черноморских проливах
К столкновению в Европе, считали военные, Россия могла быть принуждена или нападением на неё держав Тройственного союза, или обстоятельствами, вынуждающими приступить к окончательному решению Восточного вопроса, начав с захвата Проливов. Чтобы создать выгодную обстановку для вооруженной борьбы, авторы записки предлагали два средства. Во-первых, устранить главные причины к недоверию между Болгарией и Сербией, установив основные принципы вознаграждения за участие в войне и заранее справедливо определив сферы их влияния в Македонии, «принимая при этом во внимание в мере возможности весьма сложные исторические и этнографические условия на Балканском полуострове»). И, во-вторых, оттянуть Румынию от союза с Австро-Венгрией.
Анализ боевых сил балканских государств, их организации, вооружения и снаряжения, условий сосредоточения определял задачи, которые могли быть на них возложены, а именно: «привлечь к своим границам возможно большее число войск противника» с конкретизацией роли Болгарии, Сербии и Черногории. Вознаграждением должно было стать освобождение Македонии и Старой Сербии от власти турок и спасение от притязаний австрийцев, а также защиты славян от албанского элемента, получившего значительную силу в ущерб всему окружающему населению. Авторы записки понимали всю трудность задачи, но основной принцип раздела долей турецкого наследства между каждым из будущих союзников формулировали, также опираясь на принцип патернализма. «Никакие их приращения не могут быть получены иначе, как с соизволения и одобрения России, ибо только её победой над немцами, германскими и австрийскими, и могут быть эти приращения получены славянами и закреплены за ними» — утверждалось в записке. Помета Николая II на полях документа в этом месте — «Верно» — свидетельствовала об однозначном одобрении им этого тезиса.
Информацию о вооруженных силах балканских государств поставляли военные агенты России. В декабре 1902 г. Военное министерство рассматривало вопрос об учреждения самостоятельной должности такого агента в Черногории. К этому времени обязанности военного агента в Сербии и Румынии (с июля 1899 г. по октябрь 1901 г.) выполнял подполковник Е.А. Леонтович, совмещая их с октября 1901 г. с таковыми же по Болгарии и Черногории. В Греции на этой должности (с июня 1900 г. до 1906 г.) состоял подполковник И.А. Хольмсен. Весной 1902 г. военная агентура России была разделена на две части — одна для Болгарии, другая — для Сербии и Черногории; в Софии эту миссию (до конца 1904 г.) выполнял полковник Н.И. Протопопов, а в Белграде и Цетинье — полковник И.Н. Сысоев. В Бухаресте (с октября 1901 г. до 1905 г.) действовал подполковник М.Н. Леонтьев.
В конце 1902 г. Главный штаб считал нецелесообразным присутствие отдельного агента в Черногории. Военные опасались, что значительное усиление в последнее время российской агентуры на Балканах обратит внимание других заинтересованных в судьбе полуострова европейских государств и приведет к учреждению подобных должностей, что «не представляется желательным в интересах России». Однако необходимость контроля за реформированием черногорского войска и правильностью расходования субсидии на её военные нужды побудила в июле 1903 г. назначить постоянным военным агентом в Цетинье подполковника Н.М. Потапова. Решение определялось тем, что из черногорского войска хотели создать боевую силу, на которую можно было рассчитывать, так как, по мнению военных, «Черногория никогда не потеряет значения горного плацдарма, лежащего на фланге наступления австрийцев в Македонию по узкому 50-верстному перешейку, разделяющему ныне владения Сербии и Черногории».
С первых же русских военных неудач на Дальнем Востоке князь Николай черногорский отчетливо проявил свой оппортунизм, заискивая у Австро-Венгрии и Италии. В мае 1905 г. Потапов ставил перед Военным министерством вопрос о прекращении субсидии в её первоначальной форме, срок которой истекал 1 января 1906 г. По докладу начальника Главного штаба Сахарова Николай II 7(20) июня 1905 г. одобрил продление выдачи субсидии на новое пятилетие. Однако 17(30) июля Ламздорф предложил Сахарову пока не объявлять об этом и усилить контроль над расходованием средств. В конце августа решили возобновить пособие только на год.
В течение двух с половиной лет Потапов энергично и достаточно плодотворно трудился на своем посту. Тем не менее выводы его, изложенные в обстоятельном докладе в конце декабря 1905 г., были далеки от оптимизма. Положительная оценка значения субсидии с военной и моральной точек зрения не снимала вопроса о её политической целесообразности в сложившейся обстановке после поражения России в войне с Японией. Как внимательный наблюдатель, Потапов подчеркивал разницу в отношении к России со стороны простого народа и черногорского правительства с князьями во главе, резко обличая жадность последних к деньгам и неразборчивость в средствах для их приобретения. Агент приходил к неутешительному выводу: «Мы, русские, ошибаемся, идеализируя якобы чистый патриотизм князя Николая, его якобы бескорыстное служение родине и славянской идее, его якобы искреннюю преданность России». Чиновники западноевропейской подготовки пренебрегают русским, «видя в России «богатую молоком» и притом «смирную, небодливую дойную корову».
В начале XX в. на Балканах практически одновременно образовались две «горячие точки»: движения за получение Македонией автономии и за присоединение Крита к Греции, реализация которых стала бы ещё одним шагом к разделу балканских владений Порты, неприемлемому для России. Эта позиция была сформулирована ещё в инструкции Г.П. Бахметеву при назначении его посланником в Софию в 1897 г. и оставалась неизменной. «В поддержании власти султана мы видим в настоящее время лучшее средство достигнуть столь желаемого успокоения на Востоке; полагая, что, неосторожно вступив на путь расчленения Оттоманской империи теперь, когда во всех частях её заметно брожение, мы дадим лишь широкий простор притязаниям балканских государств… вызовем и усилим соперничество их между собою и, таким образом, неизбежно придём к результатам совершенно несогласным с целями русской политики на Востоке». В ходе осуществления реформ в Македонии и в поисках решения критского вопроса Петербург всемерно старался удержать ситуацию под контролем и не дать противоречиям между балканскими государствами вылиться в вооруженное столкновение.
Балканская политика России на рубеже XIX—XX вв. носила прагматичный характер. Но достижение поставленных целей во многом затруднялось тем, что взаимосвязанные аспекты национально-государственных интересов — защита южных границ государства (пересмотр режима судоходства в Черноморских проливах) и право оказывать покровительство христианским подданным Османской империи, поддерживая и укрепляя при этом свой престиж, — несли в себе непримиримое противоречие. Россия проигрывала в соперничестве с Англией, Францией, Германией, Австро-Венгрией и Италией, имевшими мощные рычаги воздействия на правительства балканских стран в торговой и финансовой сфере, поскольку сама не имела прочных экономических позиц на Балканах.
Важной составляющей балканской политики России оставалось соперничество с Австро-Венгрией за влияние в регионе. На рубеже веков державы перешли к сотрудничеству в определенных рамках. Для России оно стало одним из основных средств, с одной стороны, связать конкурентке руки, а с другой — не будировать стремлений балканских стран играть на австро-русских противоречиях для достижения собственных целей. При этом В.Н. Ламздорф использовал сформулированную ещё Н.К. Гирсом тактику: «Для наших двух стран, для всего Балканского полуострова важно знать, что Россия и Австрия действуют согласованно и находятся в добрых отношениях. В том случае, если возникнут предположения о том, что согласия не существует, или появится надежда на зарождение враждебности между Россией и Австрией, начнётся всеобщее возбуждение, которого оба государства хотят избежать».
31 августа 1907 г. в Санкт-Петербурге при посредничестве Франции было подписано русско-английское соглашение, сыгравшее весьма существенную роль в исторической судьбе Российской империи и Европы. Этот документ, именуемый иногда Петербургским договором или конвенцией, по сути, закреплял смещение акцентов российской внешней политики с дальневосточного и центрально-азиатского направлений в сторону Европы. Подписи под ним поставили министр иностранных дел А.П.Извольский и британский посол в России А.Николсон. Инициатором подписания соглашения выступил Лондон.
В практическом плане оно привело к окончательному оформлению военно-политического союза Англии, России и Франции (т.н. Тройственного согласия — «Антанта») в противовес Германии и Австро-Венгрии. За три года до этого, в 1904 г., свои, главном образом, колониальные противоречия урегулировали Великобритания и Франция. Что касается российско-французского сближения, то оно произошло значительно раньше: еще в 90-е годы XIX-го столетия. В 1891-1893гг. Петербург и Париж, подписав серию соглашений, вступили в тесный военно-политический союз, подкрепленный к тому же французскими займами царскому правительству.
В конце XIX века Англия на мировой внешнеполитической арене в основном предпочитала действовать в одиночку, не вступая в длительные союзы с другими державами. По отношению к России ее политика была чаще всего открыто враждебной. Это проявлялось в стремлении Лондона ущемить интересы России там, где это только возможно. Напряженность нередко грозила перерасти в военные столкновения, в частности, в Центральной Азии (в районе «треугольника» т.н. русской Средней Азии, Афганистана и китайского Синьцзяна). Россия и Великобритания жестко конкурировали за влияние в Персии, между ними существовали также противоречия в Китае в связи с приобретением Россией особых прав в Маньчжурии и в других вопросах. Следует отметить, что антианглийские настроения были довольно широко распространены среди части российской политической элиты, включая самого Николая II, несмотря на династические связи между двумя дворами.
Вместе с тем, ряд факторов подталкивал Россию и Великобританию к сближению. Наша страна потерпела поражение в войне с Японией, подтачивали внешнеполитические позиции Петербурга и принявшие широкий размах внутренние беспорядки. По условиям Портсмутского договора (1905 г.) Россия лишалась половины Сахалина, контроля над Ляодунским полуостровом и позиций в Корее. За ней оставалась лишь Северная Маньчжурия. Лондон открыто поддерживал Токио во время русско-японской войны (между ними действовал договор о союзе 1902 г.). Кроме того, несмотря на подписанный Портсмутский договор, российско-японские отношения и в 1907 г. продолжали оставаться довольно напряженными. Царское правительство опасалось, что Япония может воспользоваться временной слабостью России и посягнуть на ее земли на Дальнем Востоке.
Быстрое усиление военно-политической и экономической мощи Германии, рост ее колониальных амбиций, строительство Багдадской железной дороги (Берлин-Стамбул-Багдад с продолжением до Басры) все более беспокоили британский истеблишмент. Персидский залив рассматривался англичанами исключительно в качестве зоны своего влияния и ближних подступов к Индии. Ввиду наметившегося германо-турецкого сближения Англия стала отходить от своей традиционной политики поддержки Порты. Видный представитель британских правящих кругов лорд Элленборо в 1903 г. заявил в Палате лордов, что «предпочитает скорее увидеть Россию в Константинополе, чем германский военно-морской арсенал на берегах Персидского залива».
Ускоренное перевооружение германской армии, строительство военно-морского флота, бросившего вызов извечному британскому господству на морях, а также захват Германией ряда еще неподеленных колониальных владений (Юго-Западная Африка) не могли не тревожить Лондон. Это подталкивало его к поиску союзников с целью создания противовеса Германии и Австро-Венгрии. В 1904 г. Великобритания подписала военно-политический договор с Францией, который позволил разрешить существовавшие между ними наиболее острые колониальные противоречия. Однако она понимала, что без России как великой континентальной державы сражаться с Германией и Австро-Венгрией будет крайне сложно. По мнению ряда историков, Британия вообще не планировала участия в сухопутной войне, надеясь всю ее тяжесть переложить на Россию и Францию. Поэтому все усилия Лондона после завершения русско-японского конфликта были направлены на вовлечение России в блок «Антанта».
В российской правящей элите в это время шла ожесточенная борьба вокруг определения дальнейших внешнеполитических приоритетов страны после поражения на Дальнем Востоке. Император в этом вопросе часто колебался, не доверяя ни англичанам, ни кайзеру, активно склонявшему Россию к подписанию союзного договора, направленного против Англии. Председатель правительства П.А.Столыпин выступал за крайне осторожные действия, опасаясь вовлечения России в войну, что нарушило бы его планы по реформированию страны. Близких взглядов на этот счет придерживались и министр финансов С.Ю.Витте, будущий премьер В.Н.Коковцов и многие другие. Однако министр иностранных дел А.П.Извольский отстаивал перед императором важность «устранения вековой англо-русской розни, приковывавшей наши силы к дальне- и средневосточным театрам», что «позволит нам, когда наступит время, приложить все силы к разрешению тех великих задач, которые мы имеем на Ближнем Востоке».
Речь здесь шла, прежде всего, о свободном проходе российского флота и коммерческих судов через Проливы в Средиземное море и в конечном счете о судьбе Константинополя. Однако, несмотря на все старания А.П.Извольского, англичане оставили данную тему вне рамок Конвенции. Следует учесть, что в российском обществе зрело недовольство политикой Германии. Русские деловые круги, в частности, были раздражены стремительной экспансией германского капитала на наши рынки.
Чисто формально Конвенция 1907 г. сводилась к решению трех спорных вопросов: раздела Персии на сферы влияния (разумеется, без ее ведома), определения статуса Афганистана и Тибета. Россия и Великобритания признавали сюзеренные права Цинской империи на Тибет (который не считал себя частью Китая), брали на себя обязательства не вмешиваться в его дела и не посылать своих дипломатических агентов в Лхассу. Англичане должны были вывести свой вооруженный контингент из одного из его районов.
Что касается Афганистана, то Россия, согласно Конвенции, признавала тот факт, что он находится вне зоны ее политических интересов. Не являясь де-юре колонией Англии, эта страна была лишена права на проведение собственной внешней политики. Эту роль англичане оставляли за собой. Афганистан становился как бы «буфером» между российской Средней Азией и британской Индией. Россия не имела права направлять туда своих дипломатических представителей. Правда, взамен ей предоставлялись «равные торговые права» в Северном Афганистане, что не имело какого-либо практического значения.
Наиболее важным вопросом русско-английского соглашения являлся раздел Персии на три зоны. Согласно договоренности, за англичанами закреплялся юго-восток страны. Тем самым они перекрывали подступы к Белуджистану и Афганистану. К России отходил весь север и частично центр страны вместе c ее столицей. Создавалась и нейтральная зона, в которой обе стороны получали одинаковые торгово-экономические права. Россия и Англия обязались не добиваться для себя каких-либо концессий в чужой сфере влияния. Над финансами персидского правительства устанавливался строгий контроль. Обе державы условились не вмешиваться во внутренние дела Персии.
На деле же, зафиксированный в Договоре принцип «невмешательства» играл на руку лишь англичанам, активно интриговавшим против пророссийски настроенного Мухаммед-Али-Шаха, поддерживая при этом свою креатуру — незаконного претендента на престол принца Зилли-ус-Султана. Причем свои действия англичане искусно камуфлировали стремлением поддержать «демократическое обновление» Персии, желательностью принятия конституции, к которой страна была явно не готова.
Значение соглашения 1907 г. выходило далеко за рамки урегулирования российско-британских разногласий по вопросам Персии, Афганистана и Тибета. По существу, с его подписанием окончательно оформился блок «Антанта» в противовес союзу Германии и Австро-Венгрии, к которым позднее присоединилась Турция. В Европе произошло резкое политическое размежевание, что неизбежно вело к росту военно-политической напряженности на континенте.
Глава 3. Развитие российско-британских отношений накануне Первой мировой войны
3.1. Дипломатия России и Великобритании в период Балканских войн 1912 – 1913 гг.
После завершения Боснийского кризиса на Балканах разразился очередной кризис, вызванный итало-турецкой войной 1911–1912 гг. В свою очередь, эта война ускорила наступление ещё одного, давно назревавшего. Она побудила балканские государства договориться между собой о союзе против Турции и начать против нее войну. Русская дипломатия весьма деятельно способствовала образованию балканского блока. Но при этом она рассматривала его как орудие не столько против Турции, сколько против Австрии и Германии. Иначе говоря, создание балканского блока было в её глазах этапом подготовки к надвигавшейся мировой войне. Посол в Константинополе Чарыков предполагал даже пригласить Турцию войти в состав этого блока и гарантировать ей добрососедские отношения со стороны балканских государств. Но Турция была слишком закабалена Германией, чтобы согласиться на подобную комбинацию. Ядром балканского блока должен был стать сербо-болгарский договор 13 марта 1912 г.
Первые две статьи договора обеспечивали Сербии болгарскую помощь в случае нападения Австро-Венгрии на Сербию, либо в случае покушений австрийцев на Ново-Базарский санджак или другие турецкие области. Договор сопровождался особым секретным приложением, которое вносило в него ряд существенных дополнений. Одно из них заключалась в том, что Сербия и Болгария в удобный для себя момент готовы напасть на Турцию. С точки зрения России, эта статья была наиболее опасной: она таила в себе риск ненужной для России и преждевременной войны. Однако обойтись без указанной статьи было невозможно: именно она и была той платой, за которую Болгария переходила в общеславянский лагерь и склонялась на сторону Антанты. Балканский блок выходил из-под контроля русской дипломатии, направив свой главный удар против Турции, что привело к балканским войнам. Первая Балканская война между Балканскими союзниками и Турцией началась 26 сентября 1912 г. и длилась до 17 мая, когда был подписан Лондонский мирный договор между Турцией и ее противниками. Согласно договору, болгаро-турецкая граница стала проходить по линии Энос – Мидия, все же остальные европейские владения турок отходили к союзникам. Судьба Албании передавалась на усмотрение великих держав, которые решили создать из нее независимое государство.
Своеобразный отклик вышеупомянутые события находят в печати Калужской губернии. Еще 31 июля 1912 г. в «Калужском курьере» появилась первая заметка на предмет обострения положения на Балканах. В газете было перепечатано сообщение из «Петербургских ведомостей», в котором говорилось о невозможности войны в данный момент, так как рычаги балканской политики находятся в Европе, где выступают за сохранение мира. Однако, в ближайшем будущем война будет неизбежна: «…с одной стороны, Турция все более и более падает в политическом и военном смысле, все более разоряется и нищает, превращается в целый мир беспорядка, с другой – балканские государства, как бы то ни было, все более и более окрыляются надеждами, усиливают и улучшают свои армии, становятся все богаче и культурнее, все точнее выясняют свои политические программы, с каждым годом ощущают все больше и больше беспокойства. Такое положение должно разразиться стихийным кровавым взрывом. Тогда и великие державы не в состоянии будут потушить пожар».
Уже 20 сентября 1912 г. в опубликованной заметке П.Н. Милюкова подчеркивалось, что «трудно предвидеть иной выход, кроме войны». Необходимо локализовать конфликт, чтобы предотвратить европейскую войну, к которой может неминуемо привести вмешательство Австрии или России.
22 сентября 1912 г. в «Калужском курьере» была опубликована любопытная заметка «Печать о войне». В ней говорилось о мобилизации болгарской, сербской, черногорской и греческой армий. Редакция газеты, указывая на то, что вышеупомянутая мобилизация балканских народов застала европейскую дипломатию врасплох, высказывала уверенность в том, что отменить приказы о мобилизации уже невозможно. «Война народного негодования в христианских государствах Ближнего Востока достигла такого подъема, что задержать ее академическими советами и угрозами немыслимо. Если великие державы серьезно желают предотвратить балканскую войну, им уже не останется других средств, кроме немедленного восстановления международного контроля над проведением реформ в Турции и осуществлении автономии христианских областей Оттоманской империи. Дипломаты европейского концерта совсем не подготовлены к подобному выступлению и не имеют практической программы, на которой они могли бы сойтись. Время для пустых слов уже прошло, а крупные дела не под силу своекорыстной и трусливой плеяде вершителей судеб международной политики».
Исходя из текста статьи, можно заключить, что редакция газеты принимает сторону балканских народов. Обратим внимание на то, что провинциальная газета выступила с осуждением европейской дипломатии, допустившей развязывание первой балканской войны. Как упоминалось выше, активное участие в балканском вопросе принимала и Россия. Таким образом, редакция газеты, пусть косвенно, но критиковала позицию русской дипломатии, проявлявшую медлительность в Балканском вопросе. Учитывая, что газета ориентировалась на вкусы и запросы читателей, можно предположить, что данная статья в значительной степени выражала мнения образованной части провинциального общества того времени.
27 сентября 1912 г. опубликована заметка с характерным названием «Война и экономическая разруха», в которой рисовались ужасные последствия, которые вызовет «зловещий призрак общеевропейской войны, выступавший на зловещем фоне балканского пожара». В газете делался упор на экономической зависимости одного государства от другого. В свою очередь, начавшаяся мировая война неизбежно «потрясла бы это грандиозное мировое взаимоотношение и разъединила бы семью государств. С прекращением международной торговли транспорта и поддержки в необходимом, война дохнула бы смертью на целые страны, лишив миллионы людей насущного хлеба, уничтожив капиталы, оставив без работы фабрики и заводы, разорив сельское хозяйство».
Судя по данной заметке, можно предположить, что в обществе всерьез относились к угрозе возможной европейской войны. В том же номере газеты была помещена другая заметка, в которой берлинский корреспондент газеты «Речь» знакомит со взглядами германских политиков на начинающийся пожар на Балканах. В Германии эта война вызвала панику. Балканский союз считают лишь авангардом России. В случае победы славян, путь Германии на Ближний восток через Салоники будет закрыт, что необходимо предотвратить даже ценой войны с Россией. Поэтому Германии необходимо примирить Италию и Турцию, таким образом создать конфедерацию из пяти держав: Германии, Австрии, Румынии, Италии и Турции, которые вместе будут противостоять славянскому натиску. Редакция газеты «Калужский курьер» приходит к выводу, что возможно и создаются группировки, но не в таком направлении. «Пожар начинается, что будет дальше – увидим».
Газета пока занимает выжидательную позицию по вопросу возможной мировой войны, который, как видно из перечисленных публикаций, занимает центральное и единственное место в настроении общества по разразившемуся конфликту на Балканах.
29 сентября 1912 г. было опубликовано сообщение об объявлении Черногорией войны Турции. Заметке высмеивались надежды С.Д. Сазонова, совершавшего поездку по Европе, решить вопрос путем европейского посредничества с помощью реформ в христианских областях Оттоманской империи, когда события на Балканах развертывались с ужасающей быстротой. Говорилось также о слухах, касавшихся вовлечения в войну Австрии и России, которые подогревались возгласами черногорцев, сопровождавшими объявление войны лозунгами, призывами: «Живио война!» «С помощью Божьей и с помощью России мы победим!» Таким образом как бы ставя в укор черногорцам их стремление подчеркнуть свою близость к России, которое может обернуться плохими последствиями для последней, так как вступление России в войну, как неоднократно было отмечено в газете, повлечет начало общеевропейского пожара. Любые слухи о возможной европейской войне раздражительно действовали на общество, в котором негативно относились к подобной войне. По вопросу дальнейшей перспективы событий редакция газеты вновь занимает выжидательную позицию, избегая острых прогнозов, будоражащих общественное мнение: «Как широко разовьется пожар – дело недалекого будущего».
6 октября 1912 г. редакция газеты «Калужский курьер» ставит вопрос «Сколько продлится война?», и дает на него точный ответ: «Ровно столько, на сколько хватит денег». В Сербии рассчитывают максимум на три месяца, а Турции положение дел еще хуже. После этой заметки в печати начинает меняться тон публикаций с пессимистического и осторожного на спокойный и оптимистический. Появляется первое сообщение, в котором редакция газеты, говоря о слабости Турции во всех отношениях и ее отсталости в развитии, сообщает: «Горе слабому и одряхлевшему!». Оптимистический тон имеет и заметка о русско-австрийских отношениях, опубликованная в «Калужском курьере» 11 октября 1912 г., в которой отмечалось, что в Европе выступают за сохранение мира, и оптимизм нашего МИД имеет реальное основание.
Необходимо отметить, что в провинциальной печати почти за месяц войны на Балканах не было опубликовано ни одной заметки, раскрывающей тяготы войны, которые приходилось переживать балканским государствам: человеческие жертвы, искалеченные воины, и т.д. «Чем бы ни кончился великий пожар, маленькие балканские государства надолго обречены на вырождение».
Общество же всецело озабочено было другой проблемой, перерастет ли Балканская война в мировую войну? В печати активно муссируются сведения европейских стран по отношению к войне на Балканах и вероятные тяжелые последствия, которые принесет с собой возможный общеевропейский пожар. Складывается впечатление, что общество в большей степени было озабочено интересами собственного государства – России, а судьба братских славянских народов в этой войне беспокоила провинцию в меньшей мере. Балканская война не вызвала подъема патриотических чувств в провинциальной публике, который отмечался в 1914 г. после австрийского ультиматума Сербии и объявления ей войны. Такое отношение к войне на Балканах в полной мере отвечает интересам либеральных кругов, которые выступали против любой войны, отрицательно сказавшейся бы на экономическом развитии России. Кроме того, они связывали будущее России с укреплением парламентаризма по английскому образцу, следовательно, выступали за сближение с Англией и Францией. В провинциальном обществе ратовали за укрепление союзных отношений со странами Антанты. В некоторой степени подтверждается мысль о том, что в Калужской губернии преобладала тенденция тесной связи с Англией и Францией экономическими интересами.