Наличие угрозы также оказывает негативное влияние на волевой элемент сделки. Так, В.П. Шахматов определяет угрозу как «предупреждение о причинении зла в будущем».О.Н. Садиков полагает, что «угроза представляет собой психическое воздействие на волю лица, посредством заявлений о причинении ему какого-либо зла в будущем, если оно не совершит сделку». Весьма интересно определяет понятие угрозы B. C. Ем, считающая, что угроза представляет собой «… не реализованное в действительности намерение причинить какое-либо зло».
По мнению М.В. Кротова, «не всякая угроза способна опорочить сделку, а лишь такая, которая объективно может воздействовать на участника сделки с целью понуждения его к ее заключению, т.е. существенная угроза». «Серьезность угрозы, — по справедливому указанию И.Б. Новицкого, — определяется по обстоятельствам данного конкретного случая, т.е. достаточно установить, что данная угроза должна была побудить данное лицо к заключению той сделки, которую оспаривают ссылкой на принуждение. Угроза может быть направлена против жизни, телесной неприкосновенности, свободы, чести, имущества лица, которому грозят, или лиц, ему близких».
Таким образом, юридическое значение для оспаривания сделки по мотивам ее совершения под влиянием угрозы имеет то, что она должна быть существенной, то есть иметь объективную возможность воздействовать на поведение субъекта, который понуждается к совершению данного юридического действия.
В отечественной юридической науке не сложилось единого мнения по поводу того, должна ли быть угроза, имеющая существенное значение для признания такой сделки недействительной, противоправной по своему содержанию. Так, еще Г.Ф. Шершеневич писал, «что нельзя признавать сделку недействительной, если угроза состоит в возможности совершения правомерных действий». В развитие этого тезиса, И.Б. Новицкий отмечал, «что угроза правомерным злом не опорочивает сделку, если угрожавший имеет право требовать ее совершения».
Сторонники противоположной точки зрения считают, что для признания сделки недействительной как совершенной под влиянием угрозы не имеет юридического значения правомерность или неправомерность ее содержания. Так, О.С. Иоффе писал: «угроза опорочивает сделку и при правомерном характере, если она существенна». Ю.П. Егорова, B. C. Ем, М.В. Кротова, Ф.С. Хейфеца также можно отнести к сторонникам этой позиции. Н.В. Рабинович утверждала, «что угроза неправомерна и тогда, когда она базируется на правомерном зле, так как независимо от своего содержания она используется для принуждения к совершению сделки, которую лицо не желало заключить, что придает ей характер шантажа».
Очевидно, что сам факт угрозы, на основании которого осуществляется понуждение субъекта к участию в сделке, всегда является неправомерным в не зависимости от его содержания, тогда как содержание этой угрозы может быть неправомерным (например, при угрозе нанесения телесных повреждений) и правомерным (например, при угрозе сообщить в налоговый орган о факте сокрытия средств от налогообложения). Для квалификации недействительности сделки по основанию ее совершения под влиянием угрозы, правомерность или неправомерность ее содержания не важна, поскольку и в том и в другом случае у лица, которое таким образом было принуждено к участию в данной сделке, волеизъявление не соответствует его подлинной воле.
П.1 ст.179 ГК РФ предоставляет право предъявить иск о признании данной сделки недействительной только пострадавшему от нее, то есть лицу, принужденному к ее совершению под влиянием угрозы. При признании такой сделки недействительной суд, согласно п.2 ст.179 ГК РФ, выносит решение об односторонней реституции, благодаря чему пострадавшей стороне возвращается имущество, которое было передано ею по условиям уже недействительной сделки правонарушителю. К правонарушителю, то есть лицу, незаконно понудившему пострадавшего субъекта к заключению сделки под влиянием угрозы, суд применяет санкцию юридической ответственности, выражающуюся во взыскании в доход Российской Федерации всего, что было передано или должно быть передано по условиям сделки, признанной недействительной, правонарушителем пострадавшей стороне.
Сделка, совершенная в результате злонамеренного соглашения представителя одной стороны с другой стороной, согласно ст.179 ГК РФ, может быть признана судом недействительной по иску потерпевшего, то есть является оспоримой.
В качестве потерпевшей стороны здесь выступает представляемый, поскольку его представитель умышленно вступает в сговор с контрагентом, с целью причинения неблагоприятных последствий представляемому. По мнению О.С. Иоффе, «в сделках указанного типа проявляется расхождение между волей представляемого и волеизъявлением представителя», тогда как, по смыслу осуществления представительских функций, они должны соответствовать друг другу. «Вследствие злонамеренного соглашения, воля представляемого не доводится и подменяется волей представителя, что и служит основанием недействительности этих сделок».
Злонамеренность, имеющую юридическое значение для признания подобных сделок недействительными, следует отличать от выхода представителя за рамки предоставленных ему полномочий, порождающего иные юридические последствия, а также от небрежности представителя при совершении сделки и заключения ее на неблагоприятных условиях, которые «не служат основанием для ее оспаривания; последствия этого падают на представляемого, который может требовать возмещения убытков от представителя».
Только представляемый, права и законные интересы которого нарушены данной сделкой, согласно п.1 ст.179 ГК РФ, может предъявить иск о признании данной сделки недействительной. При признании такой сделки недействительной суд, согласно п.2 ст.179 ГК РФ, выносит решение об односторонней реституции, благодаря чему пострадавшей стороне (то есть представляемому) возвращается имущество, которое было передано его представителем по условиям уже оспоренной сделки контрагенту. К контрагенту, заключившему данную сделку с представителем пострадавшего лица, суд применяет санкцию юридической ответственности, выражающуюся во взыскании в доход Российской Федерации всего, что было передано или должно быть передано по условиям сделки, признанной недействительной, правонарушителем пострадавшей стороне через представителя.
Весьма интересным при квалификации недействительности рассматриваемой сделки является то, что представителя потерпевшего (не менее виновную сторону, чем контрагент) нельзя непосредственно привлечь к юридической ответственности за содеянное по ст.179 ГК РФ. Тем не менее, представляемый может предъявить к представителю иск о возмещении вреда, на основании общих норм об ответственности за причинение вреда, хотя возможность такого требования можно было бы и предусмотреть в ст.179 ГК РФ.
Переходя к рассмотрению второй группы составов недействительных сделок с пороком воли, следует подчеркнуть, что внутренняя воля субъекта на совершение такой сделки существует, но под воздействием целого ряда факторов она сформировалась неправильно, и такой субъект приобрел в результате сделки не те права и обязанности, которых хотел достичь первоначально. Как считает М.В. Кротов, эти сделки «характеризуются наличием внешне выраженной, казалось бы, безупречной воли, однако сформировавшейся под воздействием обстоятельств, искажающих истинную волю лица».
Последний состав недействительной сделки, содержащейся в ст.179 ГК РФ, посвящен так называемой кабальной сделке, или сделке, которую лицо было вынужденно совершить вследствие стечения тяжелых обстоятельств на крайне невыгодных для себя условиях, чем другая сторона воспользовалась. Согласно указанной норме закона, такая сделка является оспоримой.
Основные позиции, позволяющие признать подобную сделку недействительной, сводятся к тому, что:
она совершена под влиянием стечения тяжелых обстоятельств;
она совершена на крайне невыгодных для одной из сторон условиях;
один из ее контрагентов, зная об этих обстоятельствах, тем не менее, заключил эту сделку.
Квалификация недействительности сделок с пороками воли заключается, главным образом, в фиксации судом момента несоответствия волеизъявления подлинной воле. С учетом того, что недействительные сделки, составы которых представлены в ст. ст.177, 178 и 179 ГК РФ, являются оспоримыми, возможность считать большинство из них правонарушениями зависит от судебного решения, которым данное юридическое действие может быть признано недействительным.
Наибольшей общественной вредностью среди сделок с пороком воли обладают недействительные сделки, совершенные под влиянием обмана, насилия или угрозы, поскольку действия их недобросовестного контрагента могут еще и подпадать под составы таких преступлений, как мошенничество (ст.159 Уголовного кодекса РФ (далее — УК РФ), причинение имущественного ущерба путем обмана или злоупотребления доверием (ст.165 УК РФ), понуждение к совершению сделки (ст.179 УК РФ) [19]. В связи с этим, хотелось бы отметить, что акцент гражданского законодательства на том, что большинство недействительных сделок с пороками воли являются правонарушениями, мог бы служить одновременно и одним из способов профилактики подобных уголовно наказуемых деяний.
2.2. Особенности ничтожных сделок
Сделка, совершенная с целью, противной основам правопорядка и нравственности имеет объектом общественные отношения, составляющие основу правопорядка. Объект подобного правонарушения может выходить за рамки гражданских правоотношений, но всегда находится в рамках правоотношений. Тем не менее, этот вид недействительных сделок направлен против общих правовых устоев общества, составляющих категорию основ правопорядка. Принимая во внимание точку зрения М.И. Брагинского о том, что основы правопорядка и публичный порядок — это равнозначные категории (по крайней мере, применительно к ст.169 ГК РФ), следует отметить, что в качестве одного из оснований признания подобных действий недействительной сделкой должно лежать посягательство на правовые устои общества, содержащиеся в императивных нормах.
В отечественной юридической науке делались попытки составить перечень недействительных сделок, совершенных с целью, противной основам правопорядка. Так, Е.Р. Украинцева предлагает дополнить ст.169 ГК РФ составами противоправных сделок, имеющих, по ее мнению, особую (повышенную) степень общественной вредности. В частности, это недействительные сделки:
нарушающие государственную монополию;
нарушающие правовой режим определенных видов деятельности;
нарушающие режим осуществления изъятых из оборота или ограниченно оборотоспособных объектов правоотношении;
направленные на извлечение доходов от запрещенных видов деятельности; и др.
Разработка данного направления представляется перспективной, так как не всегда субъекта подобных сделок (в силу ряда объективных причин) можно привлечь к уголовной ответственности, а наличие соответствующих составов недействительных сделок даст прямую возможность взыскать с таких правонарушителей, даже и без привлечения их к уголовной ответственности, все ими полученное — в доход государства.
В соответствии с ч.1 ст.169 ГК РФ, такая сделка является ничтожной, а согласно ч.2 данной статьи при наличии умысла у обеих сторон сделки — в случае исполнения сделки обеими сторонами — в доход Российской Федерации взыскивается все полученное ими по сделке, а в случае исполнения сделки одной стороной — с другой взыскивается в доход Российской Федерации все полученное ею и все причитавшееся с нее первой стороне в возмещение полученного. Тем самым, лишь умышленное совершение недействительной сделки противной основам правопорядка, влечет взыскание в доход РФ. При неосторожном же совершении подобной сделки должна применяться двусторонняя реституция.
Обращая внимания на ч.3 ст.169 ГК РФ, где установлено, что при наличии умысла лишь у одной из сторон такой сделки все полученное ею по сделке должно быть возвращено другой стороне, а полученное последней либо причитавшееся ей в возмещение исполненного взыскивается в доход Российской Федерации, следует сказать, что участник сделки, заключивший ее без умысла (то есть по неосторожности), не является лицом, совершившим гражданское правонарушение, квалифицируемое по ст.169 ГК РФ. В связи с этим, имущество, переданное им по условиям сделки недобросовестному контрагенту, ему возвращается.
Иллюстрацией применения данного положения является Постановление Арбитражного Суда Московского Округа, который «… применил правила ст.169 ГК РФ при рассмотрении дела с участием чекового инвестиционного фонда, который передал приватизационные чеки в пользование под проценты. Указав, что согласно Указу Президента РФ от 7 октября 1991 г. № 1186 фонд обязан использовать чеки в процессе приватизации и своими действиями фонд нарушил права граждан, суд охарактеризовал действия фонда как антисоциальные и взыскал на основании ст.169 ГК РФ полученное им по сделке в доход бюджета. Президиум ВАС признал решение суда правильным».
Тем не менее, практика рассмотрения споров о признании сделок недействительными по ст.169 ГК РФ показывает, что суды неохотно квалифицируют недействительность сделок по данной статье, поскольку в большей степени склоняются к тому, что данное деяние не нарушает основ публичного порядка, а лишь не соответствует требованиям закона. Тем самым осуществляется переквалификация дела со ст.169 ГК РФ на ст.168 ГК РФ, которая, как уже было рассмотрено, предполагает применение иных юридических последствий.
Ст.169 ГК РФ, помимо признания ничтожными сделок, совершенных с целью, противной основам правопорядка, упоминает и о недействительных сделках, совершенных с антинравственными целями. Здесь следует обратить внимание на некоторое несоответствие заголовка статьи и ее первой части. Так, в заглавии ст.169 ГК РФ значится: «Недействительность сделки, совершенной с целью, противной основам правопорядка и нравственности», а в ч.1 этой статьи говорится о сделке, совершенной с целью, заведомо противной основам правопорядка или нравственности (подчеркнуто нами) .
Таким образом из заглавия статьи следует, что в ст.169 ГК РФ содержится единый состав недействительных сделок, одновременно направленных против основ правопорядка и нравственности. Из смысла же части 1 данной нормы следует, что речь идет о двух различных видах сделок, которые отличаются главным образом по объекту противоправного действия, причем во втором случае речь идет о посягательстве на нравственные устои, которые могут и не охватываться правом. По мнению О.Н. Садикова, «нравственные или моральные устои, которым не должна противоречить гражданско-правовая сделка, включают в себя сложившиеся в обществе представления о добре и зле, справедливом и должном». Однако, с учетом того, что нравственные нормы являются в большинстве своем неписаными, квалификация подобного вида сделок затруднена, более того (учитывая многонациональность и многоконфессионность современной России и, как следствие этого, — неоднородность морально-нравственных устоев общества), не представляется справедливой. В этой связи, законодателю следовало бы, во-первых, ввести в ранг юридических норм некоторые нравственные устои, являющиеся моральными нормами всего общества, а не отдельных его групп, а во-вторых, удалить из числа оснований недействительности сделок их совершение с целью, противной нравственности, поскольку квалифицировать их с достаточной точностью по вышеуказанным причинам не представляется возможным.
Среди недействительных сделок с пороком содержания определенное место занимают мнимые и притворные сделки. Их объединяет то, что данные юридические действия лишены того правового результата, который должен был бы иметь место в действительной сделке. Именно отсутствие намерений их участников приобрести соответствующие права и обязанности и инсценировка их приобретения сторонами, осуществленная для третьих лиц, позволяет говорить в данном случае о пороке содержания данных гражданско-правовых действий, поскольку они не соответствуют природе и юридическому смыслу сделки, действия контрагентов которой должны быть направлены на приобретение гражданских прав и обязанностей. Как будет доказано в дальнейшем, участники мнимых и притворных сделок на самом деле не желают наступления оговоренных в подобной сделке последствий, а только делают вид, вводя тем самым в заблуждение других участников гражданского оборота, нанося тем самым третьим лицам ущерб. Как справедливо указывал B. C. Толстой: «Каждая из сделок сопровождается тайным соглашением, по которому формально обусловленные действия не подлежат совершению».
Недействительные сделки, совершенные для вида, без намерения создать соответствующие им правовые последствия (мнимые сделки) .
Пункт 1 ст.170 ГК РФ определяет, что мнимая сделка, то есть сделка, совершенная лишь для вида, без намерения создать соответствующие ей правовые последствия, ничтожна. Тем самым закон a priori пытается пресечь незаконные действия участника (или участников) подобного юридического действия, которое фактически могло бы позволить ему добиться определенной выгоды или избежать нежелательных последствий. Хрестоматийный пример мнимой сделки приводится М.В. Кротовым: «пытаясь избежать конфискации имущества, гражданин оформляет договор дарения на имя своего родственника. граждан им действительного желания передать право собственности не имеет, он лишь заинтересован в создании видимости перехода нрава собственности для следственных и судебных органов».
Мнимые сделки могут совершаться по такой же схеме с целью ухода от удовлетворения требований кредиторов по гражданско-правовым обязательствам, когда должники искусственно уменьшают объем конкурсной массы.
Поскольку ГК РФ в п.1 ст.170 признает мнимые сделки ничтожными, то к ним применяются общие последствия недействительности сделок, указанные в ст.167 ГК РФ, а именно: принудительное прекращение возникшего правоотношения и двусторонняя реституция.
Притворная сделка, согласно п.2 ст.170 ГК РФ, — это сделка, совершенная с целью прикрыть другую сделку, которая, в свою очередь, не может быть совершена открыто, в силу каких-либо причин. На практике главной причиной совершения притворных сделок является прикрытие последними именно противоправных сделок. По мнению B. C. Толстого, «притворные сделки стороны заключают, как правило, тогда, когда над прикрываемыми гражданско-правовыми действиями установлен государственный контроль, либо в этом отношении есть некоторые ограничения или запреты». Например, в качестве притворной сделки мы можем рассматривать дарение участником общей долевой собственности своей доли третьему лицу, прикрывающие фактическую куплю-продажу этой доли, при которой согласно ст.250 ГК РФ необходимо соблюсти преимущественное право покупки других сособственников.
П.2 ст.170 ГК РФ признает притворные сделки ничтожными. К ним, по логике законодателя, применяются общие положения о недействительности сделок, указанные в ст.167 ГК РФ, а именно: юридическая ликвидация данной сделки и двусторонняя реституция. Что же касается действия, которое прикрывалось притворной сделкой, то, согласно п.2 ст.170 ГК РФ к нему, с учетом существа прикрываемой сделки, применяются относящиеся к последней правила. В большинстве случаев прикрываемая сделка признается недействительной в силу того, что не соответствует закону или иным правовым актам по ст.168 ГК РФ либо как сделка, совершенная с целью, противной основам правопорядка или нравственности, по ст.169 ГК РФ.
Определяя сущность притворной сделки, можно привести слова Т.Ш. Кулматова о том, «притворная сделка — это футляр, который в результате будет отброшен, а к отношениям сторон должны применяться нормы, относящиеся к прикрытой сделке».
Итак, недействительные сделки с пороком содержания представляют собой определенную группу составов юридических действий, совершаемых под видом сделок, но ими не являющихся, в силу дефектности такого условия действительности сделок, как законность их содержания. Определяющим является то, что они посягают на содержательный элемент рассматриваемого юридического факта, что не дает права считать его способным порождать гражданские права и обязанности. Особое внимание законодателя к недействительным сделкам, имеющим порок содержания, выражается в том, что все вышеназванные составы являются ничтожными сделками. Это означает, что закон ни при каких условиях не дает возможности их участникам требовать признания юридической силы за действиями, подпадающими под признаки недействительных сделок, имеющих порок содержания.
В отношении вышерассмотренных сделок с дефектом содержательного элемента можно утверждать, что подобные недействительные сделки — суть гражданские правонарушения. Все они запрещены законом под страхом наступления определенных неблагоприятных для их участников последствий. Они совершаются виновно, причем большинство из них умышленно. Вред причиняется данными видами недействительных сделок не только частным, но и публичным интересам, что не исключает применения к их участникам санкций, помимо гражданского, еще и административного, и уголовного законодательства. В этой связи гражданское право не подменяет собой административно-правовое и уголовно-правовое воздействие на правонарушителя. Оно лишь стремиться внести ясность в возникшую в связи с совершением недействительной сделки брешь в гражданском обороте, восстанавливая баланс имущественных интересов добросовестных контрагентов с одновременным специфическим гражданско-правовым воздействием на нарушителя.
П.1 ст.171 ГК РФ устанавливает ничтожность сделок, совершенных гражданином, признанным недееспособным вследствие психического расстройства. По мнению Е.А. Суханова, такие сделки ничтожны «потому, что у таких лиц отсутствует способность к самостоятельной, целенаправленной деятельности и оценке ее последствий». И это справедливо, так как недееспособный, в силу объективных причин, не в силах понять и осознать происходящее с ним юридическое действо. Согласно нормам ст.29 ГК РФ, над таким гражданином устанавливается опека, а сделки от его имени совершает его опекун. Таким образом, гражданин, признанный в судебном порядке недееспособным по основаниям, указанным в ст.29 ГК РФ, вообще не обладает способностью совершать сделки. Исходя из этого, действующее законодательство устанавливает ничтожность сделок, в которых недееспособный гражданин выступает в качестве стороны.
С точки зрения правонарушения, дееспособное и деликтоспособное лицо — контрагент данной недействительной сделки выступает в качестве правонарушителя, а недееспособное — в качестве пострадавшего. Кроме того, подобным юридическим действием могут нарушаться интересы и третьих лиц — неучастников недействительной сделки (например, в случае, если недееспособный распорядился имуществом членов своей семьи или своего опекуна).
Вместе с тем, нельзя считать правонарушением сделку между двумя лицами, признанными недееспособными. Это связано, во-первых, с тем, что правонарушением может являться, как было установлено выше, только виновно совершенное действие, а вину лица, неспособного к самостоятельной волевой оценке происходящего, установить невозможно. Во-вторых, недееспособный не обладает способностью самостоятельно отвечать по своим обязательствам, в том числе и по обязательствам из причинения вреда. Таким образом, в случае совершения недействительной сделки между двумя недееспособными лицами, подобное можно рассматривать лишь как противоправный юридический факт, порождающий гражданско-правовые обязательства их опекунов по осуществлению двусторонней реституции и иных последствий недействительности данной сделки, указанных в ст.171 ГК РФ.
Аналогично можно рассуждать в случае совершения сделки между недееспособным лицом и лицом, не достигшим четырнадцати лет.
В обоих случаях, у нас нет оснований считать такие недействительные сделки гражданским правонарушением.
Другое дело, когда второй контрагент сделки обладает деликтоспособностью. Сделка, совершенная таким субъектом с недееспособным лицом, вполне подпадает под признаки правонарушения.
Юридические последствия данного вида недействительной сделки выражаются в признании законом ее ничтожности и применении к ней судом последствий недействительности, которые согласно ч.2 п.1 ст.171 ГК РФ, выражаются в двусторонней реституции. Кроме того, в случае установления умысла дееспособной стороны она обязана возместить недееспособной понесенный последней в связи с данной недействительной сделкой реальный ущерб.
П.2 ст.171 ГК РФ содержит юридически обеспеченную возможность реанимирования (установления действительности) недействительной сделки, совершенной с недееспособным лицом, что может быть осуществлено в судебном порядке по иску опекуна недееспособного лица, если данная сделка совершена к выгоде последнего. Это означает фактическое узаконение данного действия, совершенного недееспособным самостоятельно, к его выгоде.
Характеризуя возможности признания судом подобной недействительной сделки действительной, Ф.С. Хейфец пишет: «Законодатель уже не в первый раз проявляет непоследовательность и вместо закона, признающего сделку ничтожной и недействительной с момента ее заключения, дает возможность признать ничтожную сделку действительной. Вряд ли это способствует стабильности гражданского, оборота». С данной точкой зрения согласиться трудно, поскольку отсутствие в законе возможности реанимации подобных сделок может быть, и способствовало бы стабильности гражданского оборота, но одновременно и усложняло бы его. Так, не имея возможности реанимировать данную сделку, суд, подтверждая ее ничтожность, применил бы к ней последствия недействительности. Повинуясь судебному решению, дееспособная сторона и законный представитель недееспособного осуществили бы двустороннюю реституцию, а затем уже им следовало бы заключать подобный договор между собой, где в качестве одного из контрагентов выступал бы опекун недееспособного. Ввиду того, что подобные операции привели бы к излишним сложностям, законодатель и установил возможность реанимирования сделок с недееспособными, если они совершены к выгоде последних.
П.2 ст.28 ГК РФ содержит исчерпывающий перечень сделок, которые несовершеннолетний, не достигший четырнадцати лет (малолетний), имеет право совершать самостоятельно. Поскольку все остальные юридические действия за него, на основании п.1 ст.28 ГК РФ, призваны совершать его законные представители, то, согласно ст.172 ГК РФ, сделки малолетних, выходящих за пределы их дееспособности, признаются законом ничтожными.
Согласно п.3 ст.28 ГК РФ, ответственность по сделкам малолетнего, в том числе совершенным им самостоятельно, и за вред, причиненный малолетним, несут его родители, усыновители или опекуны, если не докажут, что соответственно обязательство было нарушено и вред был причинен не по их вине. Малолетний, в связи с этим, ни при каких обстоятельствах не может выступать в качестве субъекта юридической (в данном случае: гражданско-правовой) ответственности. По этой причине не следует считать сделки, совершенные исключительно между малолетними с выходом за пределы их правоспособности, правонарушениями. Признавая ничтожными подобные сделки, суд, применяя к ним последствия недействительности, лишь возлагает на законных представителей малолетних обязанность осуществить двустороннюю реституцию, не имея оснований привлекать кого-либо в связи с этим к гражданско-правовой ответственности. Точно так же, в силу вышеуказанных причин, в качестве правонарушений мы не можем рассматривать договоры, заключенные между малолетним и недееспособным.
Таким образом, в качестве гражданских правонарушений по данному основанию недействительности могут выступать лишь недействительные сделки, в которых одна из сторон обладает деликтоспособностью, то есть может самостоятельно нести гражданско-правовую ответственность, а другая — малолетний, совершающий интересующее нас юридическое действие с выходом за пределы дееспособности.
Юридические последствия данного вида недействительной сделки выражаются в признании законом ее ничтожности и применении судом к ней, согласно п.1 ст.172 и ч.2 п.1 ст.171 ГК РФ, двусторонней реституции. Кроме того, в случае установления умысла дееспособной стороны, она, согласно п.1 ст.172 и ч.3 п.1 ст.171 ГК РФ, обязана возместить малолетнему понесенный им реальный ущерб в связи с данной недействительной сделкой.
Подобно тому, как п.2 ст.171 ГК РФ устанавливает возможность реанимирования недействительных сделок недееспособных, п.2 ст.172 ГК РФ допускает такое же и в отношении сделок, совершенных несовершеннолетними, не достигшими четырнадцати лет.
Особое место занимает сделка, совершенная с несоблюдением установленной законом или соглашением сторон обязательной формы сделки в случаях, когда такое несоблюдение влечет ничтожность сделки.
Под формой сделки наука гражданского права понимает «способ фиксации волеизъявления участников данной сделки».
Действующее гражданское законодательство в п.1 ст.158 ГК РФ четко определяет, что сделки совершаются устно или в письменной форме (простой или нотариальной). Это дает основания полагать, что существуют лишь две формы сделок (или формы заключения сделок).
В свою очередь, письменная форма сделок подразделяется
на простую письменную и
на нотариальную.
Пункт 1 ст.159 ГК РФ устанавливает общее правило, согласно которому, сделка может быть совершена в устной форме, если законом или соглашением сторон для нее не установлена письменная форма. Специальные нормы п. п.2 и 3 ст.158 ГК РФ несколько расширяют вышеуказанное правило, поскольку допускают совершение в устной форме сделок:
исполняемых при самом их совершении, если законом для них не установлено обязательное нотариальное удостоверение, и несоблюдение простой письменной формы сделки не влечет их недействительность;
совершаемых во исполнение договора, заключенного в письменной форме (как правило, это действия по передаче имущества, приемке работ и т.д., носящие разовый характер и осуществляемые согласно отдельным пунктам надлежаще оформленного соглашения между контрагентами).
Таким образом, устанавливая возможность совершения сделок в устной форме, законодатель стремится к упрощению юридического оформления волеизъявления контрагентов, особенно когда данные сделки касаются осуществления мелких бытовых операций, не связанных с осуществлением предпринимательской деятельности. Вместе с тем, можно отметить и то, что в настоящее время основной формой сделки является письменная, что объясняется целым рядом факторов.
Во-первых, в условиях становления рыночных отношений и развития гражданского оборота в Российской Федерации, еще сравнительно мала степень доверия между участниками правоотношений, особенно носящих предпринимательский характер.
Во-вторых, письменная форма сделки позволяет более четко сформулировать основные условия юридических действий контрагентов и, следовательно, избежать расплывчатости и неконкретности, которая может иметь место в случае их устных договоренностей.
В-третьих, именно при заключении договора-сделки в письменной форме возможен (в допустимых законом случаях) отход контрагентов от диспозитивных норм гражданского законодательства и урегулирование соответствующих отношений по воле сторон. При устной же форме сделки, контрагенты фактически лишены возможности определять своим соглашением иное, и к их действиям будут всегда применяться только положения законодательства.
В-четвертых, письменное оформление договорных отношений способствует правильной хозяйственной отчетности субъектов предпринимательской деятельности и одновременно надлежащему осуществлению фискальной функции налоговых органов.
Учитывая все это, ст.161 ГК РФ установила, что простая письменная форма необходима для сделок, не требующих нотариального удостоверения. Это сделки:
между юридическими лицами;
между юридическими лицами и гражданами;
между гражданами — на сумму, превышающую не менее, чем в 10 раз установленный законом МРОТ, а в случаях, установленных законом — независимо от суммы сделки (например, для соглашения о неустойке (ст.331 ГК РФ), договора залога (п.2 ст.339 ГК РФ), обещания дарения (п.2 ст.574 ГК РФ) и др.).
Сущность письменной формы раскрывается в ст.160 ГК РФ, в соответствии с которой, совершение сделки в письменной форме обычно происходит путем составления документа, выражающего ее содержание и подписанного лицом или лицами, совершающими сделки, или должным образом уполномоченными ими лицами. Также данная форма сделки может предусматривать и обмен документами посредством почтовой, телетайпной или иной связи. Законом и иными правовыми актами либо соглашением сторон могут устанавливаться дополнительные требования к письменной форме сделки (например, совершение на бланке определенной формы, скрепление печатью и т.д.). Здесь следует заметить, что в ряде норм ГК РФ законодатель, указывая на необходимость соблюдения письменной формы сделки, дает контрагентам возможность выбора ее воплощения. Так, заключение договора банковского вклада, согласно ст.836 ГК РФ, может быть удостоверено сберегательной книжкой, сберегательным или депозитным сертификатом, либо иным выданным банком вкладчику документом, отвечающим требованиям, предусмотренным для таких документов законом и установленными в соответствии с ним банковскими правилами и применяемыми в банковской практике обычаями делового оборота. Однако, в ряде случаев (например, при указании на требования заключения договора аренды здания или сооружения — п.1 ст.651 ГК РФ), законодатель императивно требует составления единого документа, подписанного сторонами. И если контрагентами сделки не будет исполнено императивное указание закона об использовании конкретного способа письменной фиксации ее существенных условий, то подобное можно будет квалифицировать как несоблюдение письменной формы сделки, со всеми вытекающими отсюда последствиями.