Практика деятельности обвиняемого в уголовном судопроизводстве. ЧАСТЬ 2.

1   2   3

---

2.2. Судебная практика признания вины обвиняемым

 

В юридической литературе как само понятие обвиняемого в уголовном су­допроизводстве, так и показания обвиняемого, как доказательство (в особенно­сти признание им своей вины), традиционно привлекают внимание исследовате­лей. Отношение к признанию вины менялось на протяжении истории уго­ловно-процессуального законодательства: от придания ему статуса совершен­ного доказательства, до предложений об исключении возможности использовать его в доказывании. И если А.Д. Рахунов еще более 40 лет назад полагал, что «ца­рица доказательств» низвергнута с трона, сознание обвиняемого рассматрива­ется как рядовое доказательство, требующее проверки»[1], то И.В. Смолькова по этому поводу метко пишет, что «получение признательных показаний от обвиняемого — заветная мечта практически каждого следователя и дознавателя», а «царица доказательств» постоянно возвращается на трон и используется как средство борьбы с инакомыслием»[2].

Следует согласиться с тем, что признание обвиняемым своей вины «лю­бимо практическими работниками правоохранительных органов, поскольку су­щественно сокращает усилия по раскрытию и расследованию преступлений», «значительно облегчает процесс доказывания и установления обстоятель­ств, подлежащих доказыванию»[3], «изменяет характер и направленность следственных действий, что позволяет сэкономить материальные затраты и со­кратить сроки предварительного расследования[4].

В вопросе подхода к оценке признания обвиняемого чреваты последстви­ями, как игнорирование его значения, так и придание ему значения ключевого в доказывании. Как одно из доказательств, признание вины может содержать ин­формацию, не просто имеющую существенное значение для дела, но и отражать уникальные сведения, которыми обладает только данный участник уголовно- правового конфликта. Игнорируя признание вины обвиняемого, субъекты дока­зывания рискуют утратить возможность получить при его проверке новые дока­зательства, а придание сверхзначения данному доказательству способно нивели­ровать ценность других доказательств. И то, и другое, в конечном итоге не ис­ключает опасности принять ошибочное решение по делу, и, по большому счету, является проявлением обвинительного уклона правоприменителей. В связи с чем, требуются процессуальные гарантии, обеспечивающие нивелирование данной про­фессиональной деформации.

Отдельные авторы призывают рассматривать признание вины в качестве рядового доказательства, которое должно быть подвергнуто комплексной оценке в совокупности с другими доказательствами и обстоятельствами дела. О.А. Г лобенко, разделяя указанную позицию, отмечает, что «специфика, связанная с субъектом, дающим показания, не предопределяет особого статуса показаний, но компенсируется правилами оценки этого вида доказательств и функциями, выполняемыми этим видом доказательств»[5].

Действительно, к признанию вины, как к одному из доказательств, всегда прослеживается особое отношение. Обусловлено это, во-первых, исходя из по­ложений ст. ст. 17, 75, 77, 88 УПК РФ о правилах оценки доказательств, в том числе, и показаний обвиняемого. Во-вторых, не редкость, когда признание вины выступает единственным доказательством, на основе которого устанавливается субъективная сторона преступления, поскольку не всегда умысел возможно установить из каких-либо действий, выраженных вовне. В-третьих, нельзя не учитывать, что при оценке признания вины обвиняемым главенствующим явля­ется заинтересованность данного участника уголовного судопроизводства в наиболее благоприятном для него исходе дела. Отсюда, и сомнения, как в прав­дивости этих показаний, так и в их полноте.

Например, в приговоре в отношении А.В.В., оценивая показания подсуди­мого, данные в судебном заседании, суд указал, что эти показания «во внимание не принимает и расценивает как допустимый способ защиты, с целью избежать ответственности за содеянное»^[6]. Еще более категорична оценка в приговоре в от­ношении показаний другого подсудимого: «суд считает, что Н.А.Г. давал правди­вые показания на предварительном следствии, поскольку они полностью согласу­ются с другими собранными по делу доказательствами. Изменив показания су­дебном заседании, Н.А.Г., по мнению суда, пытается ввести суд в заблуждение и избежать заслуженного наказания за совершенное преступление»^[7]. При оценке показаний подсудимого Н.Р.Н., указано, что суд «принимает их как допустимое доказательство по делу, так как показания содержат детальные подробности, из­вестные только участвовавшему в совершении преступления лицу, показания подтверждаются всей совокупностью исследованных судом доказательств, не про­тиворечат им, поэтому суд признает их достоверными и соответствующими дей- ствительности»^[8].

Кроме доказательственного значения, которое традиционно было предметом исследования в уголовно-процессуальном праве, признание обвиняемым своей вины имеет и правовое значение, заключающееся в его взаимосвязи с возможно­стью принятия отдельных процессуальных решений: о прекращении уголовного дела при примирении обвиняемого с потерпевшим (ст. 25 УПК РФ); о прекращении уголовного дела при назначении судебного штрафа (ст. 25.1 УПК РФ); о прекраще­нии уголовного преследования при деятельном раскаянии (ст. 28 УПК РФ); при производстве дознания в сокращенной форме (гл. 32.1 УПК РФ); при особом по­рядке принятия судебного решения при согласии обвиняемого с предъявленным обвинением (гл. 40 УПК РФ); при особом порядке принятия судебного решения при заключении досудебного соглашения о сотрудничестве (гл. 40.1 УПК РФ). В указанном аспекте признание вины снова в центре внимания ученых.

Для принятия данных правовых решений требуется соответствующая пози­ция обвиняемого: признание им своей вины или согласие с предъявленным обви­нением. Особый интерес представляет изучение влияния признания вины на при­менение упрощенных производств. Согласно сведениям Судебного департамента при Верховном Суде РФ из 681 789 осужденных в 2018 году, 481 316 лиц осуждено при согласии обвиняемого с предъявленным ему обвинением, 3610 лиц — при за­ключении досудебного соглашения о сотрудничестве, что в сумме составляет более 71 % от числа всех осужденных^[9].

С появлением дифференцированных производств, число дел, расследован­ных и рассмотренных в ускоренном порядке, возрастало ежегодно, заслуженно вызывая критику. В этой связи О.В. Качалова обоснованно подчеркивает, что уси­лиями законодателя и правоприменителя ускоренный порядок рассмотрения уго­ловных дел стал доминировать и, по сути, стал вполне ординарным с точки зрения его широчайшего распространения. По ее мнению, дознание в сокращенной форме является неэффективным, тогда как задачи рационализации уголовного су­допроизводства настоятельно требуют формирования новой модели ускоренного досудебного производства, применяемой при расследовании преступлений, не представляющих большой общественной опасности, совершенных в условиях очевидности и не представляющих сложности в расследовании. В числе необходи­мых признаков такой новой модели О.В. Качалова предлагает рассматривать воз­можность упрощенной формы вне позиции участников уголовно-правового кон­фликта и признания лица, совершившего преступление[10].

Солидаризируясь с данным предложением, следует дополнить, что такая модель будет выступать и превентивным средством незаконных методов веде­ния расследования, ориентированных на получение признания обвиняемого, как имеющего важное правовое значение при выборе формы судопроизводства, и упрощающего доказывание.

Складывающаяся практика сокращенных процедур перестала устраивать, как научное сообщество, поскольку «упрощение процессуальной формы приоб­ретает массовый характер, что не может не вызывать вполне обоснованных опа­сений»[11], так и правоприменителей. Верховным Судом РФ внесен законо­проект об ограничении дел, которые возможно рассматривать по ускоренной про­цедуре, категориями дел небольшой и средней тяжести^[12], а в Постановлении Пле­нума Верховного Суда РФ от 25.06.2019 г. № 19 впервые закреплено, что по уго­ловным делам, рассмотренным в особом порядке судебного разбирательства (гл. 40, 40.1 УПК РФ), наряду с доводами жалобы, представления проверке подле­жит соблюдение судом требований ч. 7 ст. 316 УПК РФ (п. 18)^[13].

На очередном расширенном заседании коллегии Генеральной прокура­туры РФ, посвященной итогам 2018 г., Генеральный прокурор РФ Ю.Я. Чайка подчеркнул, что «удельный вес дел, рассматриваемых в особом порядке, должен быть значительно снижен». С его точки зрения, сохранение существующего по­ложения дел грозит «утратой накопленного десятилетиями уникального опыта интеллектуального состязания сторон обвинения и защиты, значительным сни­жением профессионализма работников», и главное, — ошибками при решении су­деб граждан. В связи с чем, прокурорам рекомендовано при малейшем сомнении в доказанности вины обвиняемого, подсудимого, правильности восприятия им обвинения и его последствий, требовать рассмотрения дела в обычном порядке. В указанном аспекте Ю.Я. Чайкой названа принципиальной позиция, суще­ственно отличающаяся от общероссийской, проявленная наряду с таким подхо­дом при рассмотрении уголовных дел в упрощенном порядке в Алтайском крае, где за последние пять лет сократилось их количество с 83 до 48%, а по делам военных следователей и дознавателей этот показатель меньше 8%^[14]. И если ука­занный законопроект Верховного Суда РФ еще проходит процедуру рассмотре­ния, то позиция Генерального Прокурора России уже воплощается на практике. Государственные обвинители стали чаще возражать по ходатайствам обвиняе­мых о применении сокращенных процедур.

О положительном опыте работы прокуратуры Алтайского края отражено в статье заместителя прокурора Алтайского края С. Голикова, опубликованной в журнале «Законность»[15]. В частности, в числе средств исправления сло­жившегося положения «засилья» особого порядка, отмечается, что прокуроры, направляющие уголовные дела в суд, свое мнение об отсутствии (наличии) препят­ствий для поддержания соответствующего ходатайства обвиняемого стали выра­жать в письменной форме при утверждении обвинительного заключения (акта).

Следует согласиться, что такая возможность не предусмотрена, но и не за­прещена в уголовно-процессуальном законе. Применение такого средства, могло бы стать эффективным в целях сокращения общего срока рассмотрения уголов­ного дела, если бы не одно «но»: при наличии возражения прокурора, навряд ли, государственный обвинитель согласится на ускоренную процедуру рассмотре­ния дела. Однако, судья при назначении уголовного дела к рассмотрению в су­дебном заседании, принимая такое решение единолично, вне предварительного слушания, не имеет оснований отказать в ходатайстве обвиняемого, адресован­ном суду, о рассмотрении уголовного в особом порядке, предусмотренном гла­вой 40 УПК РФ, и сразу назначить судебное разбирательство в общем порядке. Данная позиция основывается на том, что в силу ст. 314 УПК РФ в числе условий применения особого порядка судебного разбирательства упоминается согласие государственного обвинителя, а не прокурора, утверждающего итоговый доку­мент органов расследования. Отсюда следует, что даже наличие возражения про­курора, при направлении дела в суд, не препятствует назначению уголовного дела к рассмотрению дела в особом порядке. При наличии возражений государ­ственного обвинителя в назначенную судом дату судебное разбирательство бу­дет отложено, в связи с прекращением особого порядка судебного разбиратель­ства в силу ч. 6 ст. 316 УПК РФ. Соответственно, следующее судебное заседание, по сути, первое, обусловленное назначением рассмотрения уголовного дела в об­щем порядке, состоится в срок, не ранее чем через пять суток на основании ч. 4 ст. 231 УПК РФ. Таким образом, будет увеличиваться общий срок производства по делу. Возможно, чтобы избежать подобной ситуации, законодателю надлежит внести соответствующие изменения в уголовно-процессуальный закон, преду­сматривающие, с одной стороны, обязательное разъяснение в досудебном про­изводстве участникам уголовного судопроизводства сущности особого порядка и право выразить свое отношение к нему, включая сторону обвинения, с другой — процедуру выяснения отношения к такому порядку рассмотрения дела всех, чье мнение учитывается судом при принятии решения по ходатайству обвиняемого.

Анализируя сформулированные С. Голиковым семь оснований, исключаю­щих, по его мнению, возможность рассмотрения дела в особом порядке, следует согласиться с некоторыми из них. В частности, заслуживают поддержки следую­щие три основания: 1) наличие сомнений в правильности квалификации действий обвиняемого, изменение которой невозможно без исследования доказательств;

• наличие сведений о психических расстройствах и заболеваниях обвиняемого;
• существенные противоречия между собранными по делу доказательствами, оценка которым может быть дана судом только по результатам судебного след­ствия.

Вместе с тем, не совсем бесспорными, являются следующие, приведенные автором основания, препятствующие, по его мнению, рассмотрению дела по сокра­щенной процедуре:

• обвиняемый на любой стадии производства по делу выразил несогласие с предъявленным обвинением (не признавал вину в совершении преступления, при­знавал ее частично, оспаривал фактические обстоятельства содеянного). Возражая приведенной позиции, следует обратить внимание на то, что показания обвиняе­мого являются одним из средств защиты лица от предъявленного ему обвинения, отказ от которого может привести к нарушению законных интересов обвиняемого. Тогда как, исходя из логики автора, даже если на первоначальном этапе производ­ства по делу были даны показания, отличные в любой части и в любом объеме от фабулы окончательного обвинения, то у обвиняемого нет смысла менять свое от­ношение к обвинению, и вообще давать показания: льготные преференции, обу­словленные сокращенными процедурами, к нему будут не применимы. Между тем, не секрет, что обвинение не единожды может корректироваться в ходе всего про­изводства по делу, в том числе и в судебном заседании с учетом полномочий госу­дарственного обвинителя при реализации функции уголовного преследования на основании ч. 7 ст. 246 УПК РФ, и, соответственно, при предъявлении обвинения всегда выясняется отношение к нему обвиняемого. Представляется, что не имеется препятствий к рассмотрению уголовного дела в особом порядке, если подсудимый ранее занимал иное отношение к обвинению. Само рассмотрение ходатайства пред­полагает оглашение сути обвинения, и выяснение отношения к нему подсудимого. С учетом этого, суд и принимает решение о возможности ускоренного производ­ства при согласии подсудимого с обвинением, на основании понимания им сущно­сти обвинения и т.д. Как точно отмечает С.А. Новиков, обвиняемый в даче показа­ний заинтересован, так как получает возможность оспаривать законность и обосно­ванность обвинения, приводить оправдывающие или смягчающие его ответствен­ность доказательства, то есть реализовывать свое право на защиту[16].
• Обвиняемый признал вину в совершении преступления, но отказался от дачи показаний на основании ст. 51 Конституции РФ. По мнению С. Голикова, в этом случае необходимо устанавливать, какие конкретные обстоятельства содеян­ного он признает, что предполагает исследование доказательств в общем порядке судебного разбирательства. Возникает закономерный вопрос: а если и в общем по­рядке судебного разбирательства подсудимый откажется от дачи показаний, как выяснять, какие обстоятельства он признает? Представляется, что процедура рас­смотрения ходатайства не исключает, а прямо обязывает выяснить отношение к об­винению и в зависимости от этого суд и решает: возможно ли рассматривать уго­ловное дело в сокращенном порядке или прекращает его, и назначает рассмотрение дела в общем порядке с исследованием доказательств.

По смыслу закона, рассмотрение уголовного дела в особом порядке воз­можно только при полном признании обвиняемым своей вины и И.В. Смолькова правомерно рассматривает его, как обязательную составляющую, и обоснованно предлагает закрепить данное условие в УПК РФ, в целях прекращения дискуссии о соотношении понятий «согласие с предъявленным обвинением» и «признание вины».

• Мнение потерпевшего о возможности рассмотрения дела в особом по­рядке не соответствует его позиции в ходе расследования либо есть сведения об отклонениях в его психическом здоровье, что может свидетельствовать о недобровольности выраженного им согласия. В этом случае речь уже идет о бессмыслен­ности принятия обвиняемым мер, направленных на заглаживание причиненного вреда, под влиянием чего потерпевший, ранее возражавший особому порядку, со­гласился с сокращенными процедурами. Представляется, что такое условие не со­ответствует законным интересам, как потерпевшего, так и подсудимого. Что каса­ется условий, обусловленных состоянием психического здоровья потерпевшего, тогда возникает вопрос, каким процессуальными средствами это выяснить: если есть сомнения в психическом статусе потерпевшего, тогда речь идет уже не только о добровольности его согласия на особый порядок, но и об оценке показаний по­терпевшего при производстве по уголовному делу. Думается, что если такие осно­вания и будут иметься в досудебном производстве, то органы, осуществляющие производство по делу, их будут тщательно скрывать, чтобы не назначать судебную экспертизу на основании ч. 4 ст. 196 УПК РФ, увеличивающую сроки производства по делу. Соответственно, эти вопросы предлагается, видимо, переложить на суд. Отсюда, возможно предложить следующий алгоритм: если эти основания имеются, то это должно служить основанием для возвращения уголовного дела прокурору в порядке ст. 237 УПК РФ, так как такие обстоятельства свидетельствуют о суще­ственном нарушении прав потерпевшего, допущенных в досудебном производстве. То есть, эти обстоятельства нивелируют процессуальное значение обвинительного заключения (акта), составленного по итогам досудебного производства, проведен­ного с существенным нарушением прав его участников.
• Есть обстоятельства, которые могут повлечь прекращение уголовного дела в соответствии с ч. 2 ст. 75 УК РФ (в целях проверки оснований для освобождения лица от уголовной ответственности). В п. 12 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 05.12.2006г. № 60 (ред. от 22.12.2015)^[17]отражено, что в главе 40 УПК РФ не содержится норм, запрещающих принимать по делу, рассматриваемому в особом порядке, иные, кроме обвинительного приговора, судебные решения, в частности, содеянное обвиняемым может быть переквалифицировано, а само уго­ловное дело прекращено (например, в связи с истечением сроков давности, измене­нием уголовного закона, примирением с потерпевшим, амнистией, отказом госу­дарственного обвинителя от обвинения) и т.д., если для этого не требуется иссле­дования собранных по делу доказательств и фактические обстоятельства при этом не изменяются. С учетом данной позиции Верховного суда РФ проверка указан­ного С. Голиковым основания возможна и без прекращения особого порядка су­дебного разбирательства.

Анализ актуальной судебной практики рассмотрения уголовных дел, по которым обвиняемым было заявлено ходатайство о рассмотрении уголовного дела в особом порядке, позволяет выделить весьма противоречивые и спорные тенденции. Например, защита сам факт заявления ходатайства предлагает учи­тывать в качестве смягчающего наказание обстоятельства, вне зависимости от того, было ли дело рассмотрено в особом порядке.

Так, в защиту осужденного Н., адвокат указал, что его подзащитный раска­ялся в содеянном, признавал вину и просил рассмотреть дело в особом порядке, что необходимо учитывать в качестве смягчающих наказание обстоятельств. Отказы­вая в удовлетворении доводов жалобы, Краснодарский краевой суд указал, что суд первой инстанции обоснованно не усмотрел обстоятельств, смягчающих наказа­ние, а «указанные адвокатом в апелляционной жалобе обстоятельства, которые она предлагает признать как смягчающие, прямо в ст. 61 УК РФ не указаны, и суд был вправе не признавать их в качестве таковых. При этом признание вины и рассмот­рение дела в особом порядке учтены судом при назначении наказания, так его раз­мер соответствует положениям ч. 5 ст. 62 УК РФ»^[18].

Данное решение представляется довольно противоречивым, поскольку дело было рассмотрено в общем порядке, а суд рассматривает наказание с пози­ции норм права, применяемых в особом порядке. Вместе с тем такие примеры не единичны. К примеру, Краснодарский краевой суд согласился с выводом суда первой инстанции о применении при назначении наказания Е.А.М. положений ч. 5 ст. 62 УК РФ, поскольку подсудимым было заявлено ходатайство о применении особого порядка судебного разбирательства, с которым согласились участники процесса, и прекращение особого порядка произошло по инициативе суда^[19].

Напротив, при рассмотрении уголовного дела в отношении Р., указываю­щего, что особый порядок был прекращен по инициативе государственного обви­нителя, Ульяновский областной суд указал, что это не влечет смягчение наказания^[20]. Аналогично, с учетом того, уголовное дело было в отношении Ф. было рас­смотрено в общем порядке, а суд первой инстанции учел требования ч. 5 ст. 62 УК РФ, применяемые при рассмотрении уголовного дела в особом порядке, по доводам апелляционной жалобы потерпевшего в связи с несправедливостью назначенного наказания был изменен приговор. Иркутский областной суд в апелляционном по­становлении подчеркнул: «закон не содержит каких-либо исключений, в том числе, такого, на которое сослался суд при назначении Ф. наказания с учётом положений ч.5 ст. 62 УК РФ, как наличие ходатайства осуждённого о рассмотрении дела в особом порядке при ознакомлении с материалами дела»^[21].

Приведенная судебная практика свидетельствует, что признание вины по разному оценивается судами при учете в качестве обстоятельства, смягчающего назначение наказания, и при рассмотрении уголовного дела в общем порядке, в связи с прекращением особого порядка вне инициативы самого обвиняемого. Такие противоположные подходы нарушают принцип равенства всех перед судом, что ак­туализирует внесение изменений в уголовно-процессуальный закон с подробным регламентированием этих норм права, а в качестве оперативной превентивной меры — уместно разъяснение Верховного Суда РФ.

Следует разделить точку зрения авторов, подчеркивающих, что «признание своей вины в сформулированном обвинении и содействие в раскрытии и рассле­довании преступлений, безусловно, должно поощряться со стороны государства, тем более, что подчас позволяет раскрывать сложные преступные схемы»[22]. Рассматривая доказательственное и правовое значение признания обвиняемым своей вины, обращает на себя внимание полярность позиций правоприменителей в сложившихся условиях, демонстрирующая взаимоисключающие подходы, что требует не только продолжение научного поиска в решении обозначенных про­блем, но и соответствующего реагирования законодателя.

 

2.3.  Судебная практика по уголовным делам, по которым с обвиняемым заключено досудебное соглашение о сотрудничестве

 

Несмотря на то, что с момента появления в российском законодатель­стве института досудебного соглашения о сотрудничестве прошло почти 7 лет, он не получил широкого распространения на практике.

Во многом незначительные объемы применения института обуслов­лены несовершенством норм, его регулирующих. Так, согласно части 1 ст. 317.7 УПК РФ судебное разбирательство по делу при наличии согла­шения о сотрудничестве проводится в порядке, предусмотренном ста­тьей 316, с особенностями, установленными статьей 317.7. При этом за­конодатель четко не определил, какие из норм статьи 316 подлежат при­менению в особом порядке, закрепленном статьей 317.7, а какие — нет. По этой же причине практика рассмотрения уголовных дел судами в по­рядке, предусмотренном статьей 317.7 УПК РФ, не отличается последо­вательностью и единообразием. Выборочное изучение уголовных дел, рассмотренных Самарским областным судом и районными судами г. Са­мары, за 2011-2016 г., позволило выявить следующие недостатки в приме­нении норм статьи 317.7 УПК РФ.

Суды в стадии подготовки дела к судебному заседанию выносят необ­основанные решения о возвращении прокурору дела в отношении лица, заключившего соглашение о сотрудничестве, для его выделения из ос­новного дела или для соединения с ним. Первая практика расследования и рассмотрения дел с досудебным соглашением в г. Самаре показывает, что позиция прокуратуры такова, что выделение дела в отдельное произ­водство в отношении сотрудничающего со следствием лица нецелесооб­разно и необязательно. Вместе с тем суды всегда принимали решение о возвращении дела прокурору в порядке статьи 237 УПК РФ, мотивируя этом тем, что поскольку обвиняемый выполнил соглашение, имелись основания для выделения дела в отношении него в отдельное производ­ство. В то же время сами суды нередко выступали инициатором соедине­ния выделенного дела в отношении лица, выполнившего соглашение, с основным делом в отношении соучастников, и не всегда обоснованно. Представляется, что постановление суда о соединении уголовных дел может нарушать права обвиняемых, выполнивших соглашение, на осо­бый порядок судебного разбирательства, поскольку формально условия для назначения судебного заседания в таком порядке, как правило, име­ются.

Суды не всегда проверяют в судебном заседании наличие всех усло­вий, необходимых для рассмотрения уголовного дела в особом порядке, предусмотренном статьей 317.7 УПК РФ. Поскольку в такой процедуре должен соблюдаться ряд условий, предусмотренных для процедуры, уре­гулированной статьей 316, необходимо разобраться, что это за условия. Очевидно, что для применения особого порядка судебного разбиратель­ства, закрепленного главой 40.1 УПК РФ, не является обязательным со­гласие потерпевшего на ее применение^[23]. Вместе с тем позиция судов Са­марской области такова, что ими принимаются меры к вызову потерпев­шего до начала судебного заседания с целью получения от него письмен­ного заявления о том, что он не возражает против рассмотрения уголов­ного дела в особом порядке. Очевидно, что суды делают это, опасаясь, что потерпевший не явится в судебное заседание и будет ходатайствовать о рассмотрении дела в его отсутствие. Представляется, что в особом по­рядке судебного разбирательства, предусмотренном главой 40.1 УПК РФ, достаточно уведомить потерпевшего о дате, времени и месте судебного заседания; обеспечить ему возможность высказать в судебном заседании свое мнение по всем вопросам, возникающим в судебном заседании, включая вопрос о рассмотрении дела в особом порядке. Однако возраже­ние потерпевшего против особого порядка проведения судебного засе­дания в отношении подсудимого, с которым заключено соглашение, для суда необязательно. Позиция явившегося в судебное заседание потерпев­шего относительно особого порядка при этом должна быть отражена в протоколе судебного заседания и приговоре, что делается не всегда.

Возможность рассмотрения дела в особом порядке судебного разби­рательства, предусмотренном статьей 317.7 УПК РФ, не зависит и от мак­симального размера наказания за совершенное преступление. Однако в некоторых приговорах суды указывают, что наказание за преступление, в совершении которого обвиняется подсудимый, не превышает 10 лет лишения свободы^[24].

Остальные условия, предусмотренные для особого порядка судебно­го разбирательства статьей 316 УПК РФ, должны проверяться и в судеб­ном заседании, проводимом по правилам статьи 371.7 Кодекса. К этим условиям относятся: согласие обвиняемого с предъявленным обвинени­ем; заявление им ходатайства о рассмотрении уголовного дела в особом порядке в присутствии защитника и после консультации с ним; заявле­ние ходатайства при ознакомлении с материалами дела или на предвари­тельном слушании; осознание обвиняемым характера и последствий за­явленного им ходатайства; согласие государственного обвинителя на рас­смотрение дела в особом порядке; отсутствие оснований для прекрагцения дела; обоснованность обвинения и его подтверждение доказатель­ствами, собранными по делу.

Вместе с тем в 19 из 36 изученных дел с досудебным соглашением хо­датайство обвиняемого о рассмотрении дела в особом порядке отсутство­вало, и суды не признавали его наличие обязательным для применения процедуры, предусмотренной статьей 317.7 УПК РФ. При этом суды ис­ходили из того, что необходимым условием рассмотрения дела в особом порядке является мнение прокурора, выраженное по этому вопросу в представлении, предусмотренном статьей 317.5 Кодекса. Так, по делу X., об­виняемого в совершении преступлений, предусмотренных частью 1 ст. 186 УК РФ (10 эпизодов), частью 3 ст. 30, частью 1 ст. 186 УК РФ, X. и его защитник поддержали представление прокурора об особом порядке су­дебного разбирательства. Самим X. ходатайство о рассмотрении дела в таком порядке не заявлялось^[25]. По делу Б., обвиняемого в совершении преступлений, предусмотренных пунктом «а» ч. 3 ст. 126, частью 4 ст. 159, пунктом «а» ч. 3 ст. 126, частью 3 ст. 30 — частью 4 ст. 159, пунктами «а», «в», «ж», «з»ч. 2 ст. 105 УК РФ^[26], судьей Самарского областного суда с пред­варительного слушания дело возвращено прокурору в порядке ста­тьи 237 УПК РФ. В постановлении суда указано, что прокурор «вынес представление о соблюдении обвиняемым условий и выполнении обя­зательств, предусмотренных соглашением, но не вынес представление об особом порядке судебного разбирательства в нарушение статьи 317.5 УПК РФ, хотя наличие такого представления в соответствии с частью 1 ст. 317.6 УПК РФ является обязательным условием для рассмотрения дела в осо­бом порядке». Судья был прав только в одном: порядок проведения су­дебного разбирательства влияет на права подсудимого, а потому приме­нение особой процедуры может быть возможно только по ходатайству обвиняемого. При этом мы исходим из следующего. Смягчение наказа­ния обусловлено выполнением обвиняемым досудебного соглашения, которое подтверждается представлением прокурора, но применение осо­бого порядка судебного разбирательства обусловлено отказом от полно­ценного исследования доказательств, который может быть инициирован только самим обвиняемым^[27].

Следует отметить, что по 11 делам имелось письменное ходатайство обвиняемого о рассмотрении дела в особом порядке, датированное днем судебного заседания. При этом в протоколах судебных заседаний и при­говорах по этим делам указано, что «обвиняемый в судебном заседании ходатайствовал о рассмотрении дела в особом порядке в соответствии с главой 40.1 УПК РФ». Вместе с тем заявление такого ходатайства по ана­логии с ходатайством о рассмотрении дела в особом порядке, предусмот­ренном главой 40 УПК РФ, как это следует из постановления Пленума Верховного Суда РФ от 5 декабря 2006 г. № 60^[28], возможно только до на­значения судебного заседания. Лишь по 10 делам ходатайство о рассмот­рении дела в особом порядке заявлялось при ознакомлении с материала­ми дела по окончании предварительного следствия. При этом в протоко­лах судебных заседаний и приговорах по этим делам содержалась пра­вильная формулировка о том, что подсудимый в судебном заседании под­держал ранее заявленное им ходатайство.

В 7 приговорах не было указано на согласие государственного обвини­теля на рассмотрения дела и постановление приговора в особом порядке.

Вторая группа условий связана уже со спецификой особого порядка судебного разбирательства, обусловленной заключением досудебного соглашения о сотрудничестве с обвиняемым. Эти условия закреплены статьями 317.4-317.6 УПК РФ. Анализ практики показал, что суды обра­щаются к проверке такого условия особого порядка, как подтверждение государственным обвинителем выполнения обвиняемым в полном объе­ме обязательств, взятых по соглашению, в том числе признания им своей вины в совершении преступления, всегда. Вместе с тем приобщение к материалам дела указанных в части 2 ст. 317.4 документов — ходатайства подозреваемого/обвиняемого о заключении соглашения, постановления следователя о возбуждении перед прокурором ходатайства о заключении соглашения, постановления прокурора об удовлетворении ходатайства подозреваемого/обвиняемого о заключении соглашения, досудебного соглашение о сотрудничестве, представления прокурора о выполнении обвиняемым условий и соблюдении обязательств, предусмотренных со­глашением, расписки о вручении копии представления прокурора обви­няемому и его защитнику — проверялось лишь по 11 из 36 делам. В при­говорах по 14 из 36 изученных уголовных дел не указывалось на наличие такого условия особого порядка, предусмотренного статьей 317.7 УПК РФ, как заявление ходатайства о заключении досудебного соглашения добровольно, в присутствии защитника и после консультации с ним; в 5 — на наличие подписи защитника в ходатайстве обвиняемого о заключе­нии соглашения о сотрудничестве, в остальных — лишь констатировалось, что «содержание досудебного соглашения о сотрудничестве и порядок его заключения соответствуют требованиям закона» и что «условия поста­новления приговора без проведения судебного разбирательства в связи с заключением с обвиняемым досудебного соглашения о сотрудничестве соблюдены в полном объеме». В то же время анализ самих соглашений показывает, что в них не всегда указываются фактические обстоятель­ства содеянного (3 соглашения), квалификация содеянного (4 соглаше­ний), нормы закона, которые могут быть применены судом при условии выполнения обвиняемым обязательств, взятых по соглашению, в полном объеме (10 соглашений).

В 3 случаях в приговоре не содержалось информации об отсутствии отягчающих обстоятельств, что является обязательным условием приме­нения особого порядка судебного разбирательства, предусмотренного гл. 40.1 УПК РФ.

Таким образом, суды для рассмотрения дела в процедуре, урегулиро­ванной статьей 317.7 УПК РФ, должны, во-первых, проверить соблюде­ние порядка заключения и исполнения досудебного соглашения и, во- вторых, наличие условий для рассмотрения дела в особом порядке судеб­ного разбирательства.

Далее, судами не всегда выполняется требование части 4 ст. 317.7 УПК РФ. Лишь по 10 делам в судебном заседании исследовались характер, зна­чение и пределы сотрудничества обвиняемого со следствием; по 4 — го­сударственный обвинитель ходатайствовал о приобщении к материалам дела приговоров, подтверждающих факты возбуждения благодаря сотруд­ничеству обвиняемого со следствием новых уголовных дел в отношении соучастников. Чаще всего судами игнорируется вопрос о степени угро­зы, которой подвергал себя обвиняемый, сотрудничающий со следстви­ем. В большинстве случаев в приговорах лишь указывается, что государ­ственный обвинитель подтвердил содействие обвиняемого следствию.

При этом исследование обстоятельств, указанных в части 4 ст. 317.7 УПК РФ, заменяется оглашением в судебном заседании представления прокурора о соблюдении обвиняемым условий и выполнении обяза­тельств, предусмотренных соглашением. Вместе с тем согласно пункту 16 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 28 июня 2012 г. № 16 для проверки обстоятельств, указанных в части 4 ст. 317.7 УПК РФ, суд может исследовать как имеющиеся в деле материалы, так и представлен­ные сторонами документы, в том числе относящиеся к другим уголов­ным делам, возбужденным в результате сотрудничества с подсудимым.

Суды не всегда правильно применяют правила назначения наказания по делу, которое было рассмотрено в порядке, предусмотренном статьей 317.7 УПК РФ. Представляется, что его особенность, помимо сокращения су­дебного следствия, связана с пределами смягчения наказания, установ­ленными частью 2 ст. 62 УК РФ. И именно правило, закрепленное в ч. 2 ст. 62 УК РФ, должно быть определяющим при назначении наказания лицу, выполнившему соглашение.

Проведенный анализ приводит нас к мысли о том, что не только зако­нодателю следует продолжить работу, направленную на совершенство­вание института досудебного соглашения о сотрудничестве, но и судьям стоит более внимательно и точно применять нормы главы 40.1 УПК РФ.

 

3. Проблемы и направления совершенствования положения обвиняемого в уголовном судопроизводстве

 

3.1. Проблемы процессуального статуса обвиняемого в совершении преступления

 

В настоящее время в российской теории уголовного права и процесса основными понятиями, которые наиболее часто используются в литерату­ре и в официальных правовых актах, являются такие термины, как: лич­ность, ее правовое положение, права и законные интересы лица, правовой статус. Мнения ученых по поводу соотношения понятий «статус» и «пра­вовое положение личности» неоднозначно и дисскусионно.

Большинство ученых рассматривают данные понятия в качестве сино­нимов, тем самым не проводя между ними различий. Если обратиться к словарю иностранных слов, можно определить понятие «статус» как пра­вовое положение, состояние. Другая часть авторов считает, что понятия «статус» и «правовое положение личности» нужно различать. Они предла­гают правовое положение определить как совокупность правовых призна­ков, состояний и возможности гражданина, а понятие статус обозначить как основу, ядро, важнейшие элементы положения личности[29]. Опреде­ленный круг авторов считают, что правовое положение личности по отно­шению к правовому статусу представляет собой более частное понятие и является всего лишь его реализованной частью[30]. Правой статус лично­сти можно трактовать в разных смыслах, но действительное его положение в обществе, закрепленное в нормах права, остается неизменным[31]. По­этому можно согласиться с точкой зрения авторов.

Структура содержания процессуального статуса подозреваемого состо­ит из следующих элементов:

• понятие участника предварительного расследования;
• права и не опосредованные ими законные интересы;
• обязанности.

Отметим, что указанная структура не включает называемых другими авторами элементов, а именно: основания и порядок привлечения в каче­стве подозреваемого, гарантии прав, свобод и законных интересов, гаран­тии обязанностей, процессуальная правосубъектность.

Обеспечение конституционных прав лиц, оказавшихся в сфере уголов­ного судопроизводства, имеет важнейшее значение. Уровень гарантиро­ванности этих прав уголовно-процессуальными нормами свидетельствует о цивилизованности уголовного процесса и в конечном итоге характеризу­ет степень демократичности государства.

Подозреваемым, согласно ч. 1 ст. 46 УПК РФ, является лицо:

• в отношении, которого возбуждено уголовное дело;
• задержанное по подозрению в совершении преступления;
• к которому применена мера пресечения до предъявления обвинения;
• которое уведомлено о подозрении в совершении преступления.

Действие постановления о возбуждении уголовного дела и уведомле­ния о подозрении не ограничено конкретными сроками. Следовательно, процессуальный статус подозреваемого, полученный на основании данных документов, имеется у лица либо до привлечения в качестве обвиняемого, либо, напротив, до прекращения уголовного преследования.

С задержанием по подозрению в совершении преступления и избрани­ем меры пресечения до предъявления обвинения ситуация иная. Действие этих мер принуждения жестко ограничено в сроках. Длительность задер­жания не может превышать 48 часов, а меры пресечения, избираемой до предъявления обвинения, 10 суток (по некоторым уголовным делам терро­ристической и антигосударственной направленности 30 суток). Такая си­туация создает определенное неравенство «внутри» процессуального ста­туса.

Уголовное дело считается возбужденным в отношении конкретного лица, если в описательно-мотивировочной части постановления о возбуж­дении уголовного дела при описании преступления прямо указана фами­лия данного лица как причастного к его совершению. Конкретных сроков существования в статусе подозреваемого лица, в отношении которого воз­буждено уголовное дело, законом не установлено. В этом случае процессу­альный статус подозреваемого сохраняется за лицом на все время произ­водства предварительного следствия и изменяется либо при предъявлении лицу обвинения (тогда лицо становится обвиняемым), либо при вынесении постановления о прекращении в отношении данного лица уголовного пре­следования (в таком случае лицо наделяется статусом свидетеля). Задер­жание лица по подозрению в совершении преступления производится по основаниям, предусмотренным ст. 91 УПК РФ. В этом случае нахождение лица в статусе подозреваемого жестко ограничено сроком задержания, ко­торый согласно ст. 51 Конституции Российской Федерации и ч. 2 ст. 94 УПК РФ не может превышать 48 часов.

Такое основание возникновения процессуального статуса подозревае­мого, как избрание в отношении лица меры пресечения до предъявления обвинения, регламентировано ст. 100 УПК РФ. По смыслу закона, в по­добном порядке может быть избрана любая мера пресечения из преду­смотренных УПК РФ. Для ее применения необходимо наличие общих ос­нований избрания мер пресечения, указанных вч. 1 ст. 97 УПК РФ, а так­же специальных оснований, характерных для каждой конкретной меры пресечения.

Срок действия меры пресечения, избираемой в порядке ст. 100 УПК РФ, не может превышать 10 суток, его продление невозможно.

Вопрос относительно процессуального статуса лица возникает в тех случаях, когда срок действия задержания или меры пресечения, избранной в порядке ст. 100 УПК РФ, истек, а решения о привлечении лица в каче­стве обвиняемого либо о прекращении в отношении него уголовного пре­следования не принято. Ранее традиционно считалось, что в этом случае лицу возвращается процессуальный статус свидетеля. В последнее время учеными высказаны суждения иного рода. Например, Р.В. Мазюк полага­ет, что с истечением срока задержания или меры пресечения, избранной до предъявления обвинения, прекращается лишь действие указанных мер принуждения, но не статус подозреваемого как таковой[32].

В некоторых случаях такой подход разделяется судебной практикой. По нашему мнению данная позиция представляется правильной по суще­ству, поскольку фактически подозрение в отношении лица остается. Пра­воприменительные органы в подобной ситуации отнюдь не пришли к вы­воду о непричастности лица к преступному деянию и, по сути, продолжа­ют деятельность по его изобличению в совершении преступления. Лише­ние лица статуса подозреваемого неминуемо влечет уменьшение предо­ставляемых ему процессуальных прав.

В частности, находясь в статусе свидетеля, лицо вправе приглашать ад­воката для участия в производстве следственных действий, однако следо­ватель не обязан предоставлять ему адвоката. Свидетель, в отличие от по­дозреваемого, может отказаться от дачи только показаний, изобличающих его лично, а также его близких родственников. Поэтому сохранение за ли­цом процессуального статуса подозреваемого, хотя на первый взгляд и имеет негативную психологическую окраску, в реальности гарантирует, гораздо более высокий уровень защиты прав соответствующего лица.

Кроме того, имеются определенные противоречия между ч. 1 ст. 46 УПК РФ, предусматривающей исчерпывающий перечень оснований воз­никновения статуса подозреваемого, ич. 3 ст. 49 УПК РФ, устанавливаю­щей случаи обязательного участия защитника.

В частности, в п.п. 5 и 6 ч. 3 ст. 49 УПК РФ зафиксировано, что защит­ник участвует в уголовном деле с момента начала осуществления любых мер процессуального принуждения или иных процессуальных действий, затрагивающих права и свободы лица, подозреваемого в совершении пре­ступления, а также лица, в отношении которого проводится проверка со­общения о преступлении. Приведенная норма не обладает достаточной четкостью.

Не совсем ясно, требуется ли, чтобы лицо вначале было наделено про­цессуальным статусом подозреваемого по основаниям, названным вч. 1 ст. 46 УПК РФ, (только после этого начинают действовать правила об обяза­тельном участии защитника) либо сам факт применения любой меры про­цессуального принуждения или производства любого процессуального действия, направленного на получение сведений о причастности лица к со­вершению преступления, влечет наделение этого лица статусом подозрева­емого.

Таким образом, проблема возникновения у лица процессуального ста­туса подозреваемого достаточно серьезна. Очевидно, что несовершенна сама конструкция закона, предусматривающая возникновение у лица про­цессуального статуса подозреваемого в связи с применением к лицу той или иной меры принуждения. Расширение нормативного перечня конкрет­ных ситуаций, когда лицо следует наделять статусом подозреваемого, не­целесообразно, поскольку предусмотреть все подобные случаи нереально. Более того, с логической точки зрения далеко небезупречен и сам фор­мальный принцип возникновения процессуального статуса.

В процессе преобразования судебно-правовой реформы, существенного изменения уголовно-процессуального законодательства, а также других, связанных с ним отраслей права, необходимы конкретные ориентиры, ко­торые позволят сосредоточиться на главном и абстрагироваться от менее значимого, вторичного, зачастую производного от этих основ, и поэтому наиболее подверженного изменениям.

В соответствии с этим не стоит рассматривать правосубъектность по­дозреваемого как обязательный элемент его статуса. Процессуальная пра­восубъектность включает в себя правоспособность и является способно­стью лица быть участником уголовного судопроизводства, иметь соответ­ствующие права и обязанности, а также уголовно-процессуальную дееспо­собность, которая представляет собой способность лица самостоятельно реализовывать в процессе свои права и обязанности.

Для реального и полноценного осуществления прав личности в уголов­ном процессе они нуждаются в надлежащем обеспечении. Процессуальное положение различных участников уголовного процесса, разумеется, отли­чается друг от друга. Их интересы в уголовном деле затрагиваются неоди­наково и потому нуждаются в различной степени охраны и защиты. В первую очередь подлежат обеспечению права лиц, имеющих в деле лич­ный интерес, кровно заинтересованных в исходе дела. Наряду с потерпев­шим[33], одним из таких участников является обвиняемый. Правовой ста­тус личности обвиняемого является категорией объективной. Его содержа­ние определяется структурой взаимоотношений личности и общества, гражданина и государства и теми юридическими фактами, которые порож­дают уголовно-процессуальные отношения.

С момента привлечения в качестве обвиняемого, лицу, в отношении которого вынесено данное решение, предоставляются широкие права.

Однако, несмотря на то, что перечень прав обвиняемого в последние годы значительно увеличился, некоторые положения требуют более пол­ного и правильного отражения в законодательстве. В первую очередь об­виняемый наделяется правом знать, в чем он обвиняется, что позволяет ему осуществлять свое право на защиту и, соответственно, избирать свой путь защиты в пределах, допускаемых законом. И наконец, обвиняемому предоставляется возможность получать копии постановления о привлече­нии в качестве обвиняемого, постановления о применении к нему меры пресечения, обвинительного заключения, обвинительного акта (п.2 ч.4 ст. 47 УПК РФ).

Обвиняемому предоставляется право возражать против обвинения, да­вать показания по предъявленному ему обвинению либо отказаться от дачи показаний (п.3 ч.4 ст. 47 УПК).

Обоснованное включение в перечень прав обвиняемого права «отка­заться от дачи показаний» вызывает возражения в плане представленной в законодательном тексте формулировки. Она воспринимается так, будто на обвиняемого возложена обязанность давать показания, но ему предостав­ляется возможность ее не выполнять. А ведь статья 51 Конституции гласит недвусмысленно: «никто не обязан свидетельствовать против самого се­бя», из чего следует, что речь должна идти не о праве на отказ от дачи по­казаний, а о праве не давать показания.

Его лучше сформулировать, как право хранить молчание. Поэтому це­лесообразно изложить это положение в ст. 47 УПК РФ в следующей ре­дакции: «Обвиняемый вправе возражать против обвинения, давать показа­ния по предъявленному ему обвинению, либо хранить молчание». Поло­жительным моментом дополнения уголовно-процессуального закона вы­ступило положение, в соответствие с которым, при согласии обвиняемого давать показания, он должен быть предупрежден о том, что эти его показа­ния могут быть использованы в качестве доказательства по уголовному делу. В том числе, и при последующем отказе от этих показаний, за ис­ключением случаев, предусмотренных п.1 ч.2 ст. 75 УПК РФ.

В соответствии с ч. 2 ст. 317.1 УПК РФ, обвиняемый вправе заявить ходатайство о заключении досудебного соглашения о сотрудничестве с момента начала уголовного преследования до объявления об окончании предварительного следствия.

Пропуск указанного срока — основание для отказа в заключении подоб­ного соглашения. Уголовное преследование начинается с момента факти­ческого задержания лица или совершения иного процессуального дей­ствия, связанного с ограничением его правового статуса.

Окончанием срока, в течение которого возможно заключение досудеб­ного соглашения о сотрудничестве, следует считать направление следова­телем уголовного дела прокурору. В соответствии сч. 3 ст. 317’ УПК оно представляется прокурору подозреваемым или обвиняемым, его защитни­ком через следователя.

Однако в представленном механизме, на наш взгляд, есть существен­ное упущение: отсутствие обязанности следователя разъяснить обвиняе­мому (подозреваемому) его право ходатайствовать о заключении досудеб­ного соглашения о сотрудничестве. И уж совсем непонятным становится это упущение законодателя в сравнении с имеющимися в УПК РФ норма­ми главы 40, регламентирующий особый порядок судебного разбиратель­ства в отношении обвиняемого.

В соответствии с п.2 ч.5 ст. 217 УПК РФ, у следователя имеется обя­занность разъяснить обвиняемому его право ходатайствовать о примене­нии особого порядка судебного разбирательства, а вот разъяснять право обвиняемого на заявление ходатайства о заключении досудебного согла­шения о сотрудничестве почему-то отсутствует.

Вместе с тем, целый ряд авторов отмечают, что, согласно ч. 2 ст. 16 УПК РФ, прокурор, следователь и дознаватель обязаны разъяснить подо­зреваемому и обвиняемому их права и обеспечить им возможность защи­щаться всеми не запрещенными УПК способами и средствами[34].

Другая авторская позиция заключается в том, что указанная обязан­ность лежит на защитнике, который и призван оказывать юридическую помощь гражданам[35].

Представляется целесообразным дополнить ст. 46 и ст. 47 УПК РФ, ре­гламентирующие совокупность принадлежащих подозреваемому и обви­няемому прав, еще и рассматриваемым правом, обязанность разъяснения которого будет «напрямую» возложена на должностных лиц, ведущих производство по уголовному делу.

Если для реального воплощения субъективных прав обвиняемого они должны быть ему разъяснены, то и в отношении обязанностей это правило будет на наш взгляд также уместным. Поэтому следует изменить статью 47 УПК РФ путем дополнения ее содержания перечнем обязанностей обвиня­емого, которые также должны доводиться до сведения обвиняемого, как и его права, путем их разъяснения.

В связи с этим, ч.5 ст. 172 УПК РФ должна быть дополнена ссылкой на обязанность следователя после разъяснения обвиняемому существа обви­нения, разъяснять ему не только его права, но и обязанности, с указанием последствий их невыполнения. Тогда в печатном бланке, где перечисляют­ся права обвиняемого, будут указаны и его обязанности. Такой порядок, на наш взгляд, содействовал бы как реальному осуществлению обвиняемым своих прав, так и соблюдению возложенных на него обязанностей.

В связи с этим, считаем, что ст. 47 УПК РФ следует изменить и допол­нить набором самых общих обязанностей, которые предполагаются, исхо­дя из действующей регламентации положения обвиняемого, и без которых невозможно судить о правомерности (неправомерности) поведения обви­няемого в уголовном судопроизводстве и допустимости применения к нему ограничительных мер, в том числе принудительного характера.

Поскольку уголовно-процессуальная деятельность и уголовно-процессуальные отношения носят в основном публично-правовой харак­тер, то, по нашему мнению, указанная программа поведения обвиняемого должна предусматривать следующие обязанности обвиняемого:

а)      являться по вызову дознавателя, следователя, прокурора и суда;

б)      соблюдать установленный законом порядок производства след­ственных и других уголовно-процессуальных действий, а также порядок рассмотрения дела в суде;

в)      выполнять требования и распоряжения должностных лиц, осуществ­ляющих производство по уголовному делу, касающиеся соблюдения уста­новленного законом порядка производства уголовно-процессуальных дей­ствий и судебного заседания.

После изменения (дополнения) ст. 47, ч.5 ст. 172 УПК РФ также долж­на быть дополнена ссылкой на обязанность следователя после разъяснения обвиняемому существа обвинения, разъяснять ему не только его права, но и обязанности, с указанием последствий их невыполнения. Тогда в печат­ном бланке, где перечисляются права обвиняемого, будут указаны и его обязанности.

Такой порядок, на наш взгляд, содействовал бы как реальному осу­ществлению обвиняемым своих прав, так и соблюдению возложенных на него обязанностей.

---

1   2   3