Реферат на тему «Расказачивание»

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

1. Расказачивание как историческое явление

2. Особенности расказачивания в России в конце XIX-XX века

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

ВВЕДЕНИЕ

В современном казаковедении продолжает остаться много «белых пятен», к числу которых следует, вне всякого сомнения, отнести такое явление как «расказачивание», которое оказывало непосредственное, а, зачастую, и определяющее влияние на особенности исторической динамики этносоциального статуса казачества. Сегодня многие исследователи склонны связывать расказачивание, прежде всего, с политикой, проводимой некоторыми представителями государственной власти в 1920-е – 1930-е гг. Как отмечается в энциклопедии «Революция и Гражданская война в России: 1917- 1923», расказачивание – это массовый Красный террор и репрессии против казачества как социальной и культурной общности, сословия Российского государства, а «политика расказачивания» заключалась в массовых расстрелах, взятии заложников, сожжении станиц, натравливании иногородних на казаков [11, C. 215]. На самом деле это очень упрощенное и однобокое понимание столь сложного и неоднозначного явления. Расказачивание можно рассматривать с точки зрения нескольких направлений.

Целью настоящей работы является рассмотрение процесса  расказачивания в России .

В структурном отношении настоящая работа состоит из введения, основной части, заключения и списка использованной литературы.

Расказачивание как историческое явление

Среди трагических страниц в истории России XX в. особое место занимает судьба казачества. Одной из таких страниц является его расказачивание. О расказачивании историки впервые заговорили в 60-е гг., отмечая следующие этапы:

1) конец XIX – начало XX вв.;

2) революция и Гражданская война; «нэповское» время;

3) «великий перелом» начала тридцатых.

Каждый из этапов нуждается в осмыслении, в первую очередь, сквозь призму социального статуса казака. Наиболее «казачьим» регионом была Кубанская область, и процесс расказачивания затронул ее особенно сильно.

Расказачивание можно рассматривать с точки зрения нескольких направлений. Так, по мнению В.А. Сопова, «”Расказачивание” как явление необходимо рассматривать двояко. Во-первых, широко как естественно-исторический цивилизационный процесс десословизации казаков и интеграции их в общегражданскую жизнь. Вовторых, узко как борьбу большевистского руководства с инакомыслящими и “инакоживущими” в годы Гражданской войны» [14, C. 19].

Как пишет В.Е. Щетнёв, в истории расказачивания можно рассматривать «несколько этапов: конец XIX – начало XX века; революция и гражданская война; ”нэповское“ время; наконец, ”великий перелом“ начала тридцатых. Каждый из этапов нуждается в осмыслении, в первую очередь сквозь призму социального статуса казака» [18, C. 21].

На наш взгляд, расказачивание можно и необходимо рассматривать как сложный, многослойный процесс, предполагающий несколько содержательных направлений, которые, в свою очередь, могли переплетаться и накладываться друг на друга. Во-первых, с точки зрения так называемого «этнического расказачивания», под которым нужно понимать политику государства по торможению процессов казачьей «этнизации», которая активно велась в конце XVII – XVIII вв. и продолжалась в XIX в.

Данная политика проводилась в отношении т.н. «исторических» или «вольных» казачьих сообществ (донские, запорожские, гребенские, яицкие казаки) и имела своей целью встраивание казачества в формируемую сословную структуру российского государства в качестве военно-служилого сословия (военные поселяне). Политические традиции вольности, «самостийности», «незалежности» с опорой на такие институты реального народоправства как Круги-Рады (имевшие в качестве политического прообраза вечевую модель древнерусского народоправства), не были затребованы абсолютистской властью. «Этническое расказачивание» велось различными методами и средствами от верстания в казаки представителей других сословных и этнических групп, организации альтернативных «служилых» («указных») казачьих войск и команд до перевода представителей казачьих сообществ в гражданское состояние и переселение их в другие регионы.

Наиболее радикально данный тип расказачивания проявился в эпоху «просвещённого абсолютизма», когда исторические казачьи войска попытались отстоять свои, в том числе политические, традиции. В 1775 г., после подавления нескольких восстаний, крупнейшим из которых было восстание Е. Пугачёва, было в корне преобразовано Яицкое казачье войско, вместе с украинским гетманством упразднена Запорожская Сечь, а на Дону были проведены коренные реформы управления войском и местного самоуправления, подготовленные и осуществлённые Г.А. Потёмкиным. В результате этих реформ должность войскового атамана становилась номинальной, а Войсковое гражданское правительство, созданное для рассмотрения земских дел, т.е. дел местного самоуправления, подчинялось лично Потёмкину. Этими мероприятиями власть резко сократила права и привилегии казачества, в значительной мере ограничила сохранявшиеся особенности управления и политические традиции самоуправления.

Казачьи войска превращались в административные единицы Российской империи. При этом процесс дальнейшей этнизации исторически сформировавшихся групп казачества был остановлен на стадии субэтноса, а само казачество, «врастая» в российский имперский социально-политический организм всё более трансформировалось в социосубэтнос (этносоциум). При этом, как отмечает А.П. Скорик, «казаки как особая этносоциальная группа сохраняли свои позиции… на Дону, Кубани и Ставрополье к моменту слома нэпа [т.е. до второй половины 1920-х гг.]. …казаки не утратили свою культуру, обычаи, сознавали свою общность и непохожесть на местных крестьян» [13, C. 262-263]. В данной связи можно предположить, что определённое влияние на возрождение казачества в конце 1980-х – 1990-х гг. оказало то, что оно, в своей части, сохранило, пусть даже и в латентном состоянии, социосубэтнические особенности, культуру, менталитет.

Во-вторых, необходимо рассматривать и такое явление, как «сословное расказачивание», которое было связано с объективными процессами буржуазных, а затем и социалистических преобразований в стране и переходом от сословного к бессословному обществу. Начало данного процесса явно прослеживается с «великих реформ» Александра II и продолжается до советского времени, когда курс на «индустриализацию и коллективизацию» советского хозяйства и общества стал фактической реализацией планов построения бессословного индустриального общества, но не в капиталистическом, а в социалистическом варианте. При этом необходимо отметить, что политика «сословного расказачивания» – это, прежде всего, политика государства, направленная на стирание сословных черт, мешавших естественному модернизационному развитию общества и переходу его от аграрного к индустриальному этапу.

Реформы Александра II 1860-х – 1870-х гг., носившие буржуазный характер и ориентированные на переход страны к индустриальному обществу, непосредственным образом затронули казачье сословие, существенно изменив социально-экономический облик всего казачьего населения. В связи с освобождением от крепостной зависимости российского крестьянства после реформы 1861 г. перед правительством встал вопрос о том, сохранять ли казачество как особое замкнутое сословие со своими правами и обязанностями или превратить его в одну из составных частей сословия свободных сельских обывателей, выполняющих помимо всего прочего дополнительную государственную повинность. Кроме того, после окончания Кавказской войны, присоединения части среднеазиатских и дальневосточных регионов, некоторые казачьи войска, в частности, Донское, Кубанское, Терское, Астраханское, Сибирское и др., оказались внутри территории страны, вне традиционного для себя приграничья, тем самым, утеряв одну из своих сословных обязанностей – защита границы. Д.А. Милютин, возглавлявший военное министерство в 1861-1881 гг., предлагал даже призывать казаков на службу на общих для всех подданных Российской империи основаниях, тогда же возник термин «расказачивание». По словам А.И. Агафонова, «во время проведения буржуазных реформ судьба казачества обсуждалась не только в Военном министерстве и Государственном совете, но и широко на страницах периодической печати. Современники понимали, что с введением новых принципов организации и комплектования армии, развитием вооружения и расширением театра военных действий казачество в традиционных формах становится анахронизмом» [1, C. 51].

В этой ситуации государство избрало политику двойственности: с одной стороны попыталось сохранить сравнительно дешёвую в содержании, управляемую и контролируемую военно-служилую силу, а с другой, облегчить условия службы за счёт отмены сословной закрытости. Однако государство не планировало масштабных реформ в отношении казачества, которое продолжало существовать как военно-служилое сословие, выполняя роль ударной группировки в военных конфликтах, полицейской силы внутри страны, мобильной силы при реализации специальных охранных заданий и т.д. Государство по-прежнему видело в казачестве одну из социальных опор, вследствие чего в 1863 г. подтвердило в очередной раз его права и привилегии. Вместе с тем, правительство вынуждено было ликвидировать сословную замкнутость казаков, предоставив в 1869 г. право входа и выхода из сословия, а также льготы по службе, что стало одной из форм т.н. «сословного расказачивания». Так, например, в Кубанском, Терском,

Сибирском, Оренбургском, Астраханском и Забайкальском войсках в 1867- 1872 гг. была отменена всеобщая воинская повинность, а при выходе на службу применялась жеребьёвка. Земская и судебная реформы в управленческом, экономическом и правовом планах уравняла казачьи регионы с другими губерниями. Административно-территориальными единицами в казачьих областях становились уезды, были попытки создания земств в качестве структур местного самоуправления. В 1865 г. уравнивались статусы и звания глав казачьих областей и губерний, а в 1868 г. иногородним было разрешено селиться на войсковых землях и даже приобретать их в собственность. Вследствие этого начинает размываться система компактного и преимущественного проживания казаков даже в таких казачьих регионах как Дон и Кубань. С 1860 г. по 1900 г. доля казачьего сословия на территории области Войска Донского изменилась с 66% до 44%. На Кубани в 1861 г. было лишь 1,3% пришлых крестьян, через 20 лет они составляли уже до 30% населения области, а к 1890 г. число иногородних удвоилось и казаки перестали составлять большинство населения Кубанской области [17, C. 26]. Сословное расказачивание проявлялось и в том, что государство переводило в гражданское состояние целые казачьи станицы. Так, например, в 1860-е гг. были упразднены войсковая артиллерия и два полка Астраханского казачьего войска, а казаки упразднённых частей переведены в свободные сельские обыватели. В 1871 г. 12 кубанских и 1 терская станицы были обращены в гражданское состояние. В Сибирском казачьем войске население нескольких станиц было переведено из казачьего сословия и крестьянское. В 1870 г., как развитие «Положения» 1835 г., вышло «Положение об общественном управлении в казачьих войсках» и в 1891 г. «Положение об общественном управлении в станицах казачьих войск». С этого времени территории казачьих войск рассматривались не как обособленные части Российской империи, а как отдельные области, система управления в которых соответствовала системе управления всех российских губерний.

К концу XIX – началу ХХ вв. в казачьих войсках, с точки зрения сословных особенностей организации управления, сложилась чёткая система высшего управления и местного самоуправления. Высшим должностным лицом в каждом войске был назначаемый лично императором наказной (или войсковой наказной) атаман, в руках которого сосредотачивалась высшая военная и гражданская власть на войсковой территории. При этом в казачьих войсках, расположенных на востоке территории страны, посты наказных атаманов занимали, как правило, губернаторы или генерал-губернаторы. Донской, кубанский и терский войсковые наказные атаманы обладали правами губернаторов по гражданской части и генерал-губернаторов – по военной.

Высшим органом управления в войсках были войсковые правления (управления, управы), которые возглавляли наказные (или войсковые наказные) атаманы. Войсковое правление назначало атаманов отделов и утверждало состав отдельских (окружных) правлений. С упразднением 20 декабря 1897 г. Комитета казачьих войск при Главном управлении казачьих войск (ГУКВ), а затем, 16 сентября 1910 г., упразднением ГУКВ и передачей его функций Казачьему отделу Генерального штаба, система управления казачьими войсками претерпела настолько значительные изменения, что дало повод некоторым представителям казачества заявить, что проводящиеся реформы «систематически ведутся с целью упразднения казачьих войск и обращения казаков в гражданское состояние» [9, C. 56].

Логика «сословного расказачивания» продолжалась и в политике советской власти. При этом необходимо отметить, что в Декрете Советской власти от 10(23) ноября 1917 г. «Об уничтожении сословий и гражданских чинов» говорилось не об отмене конкретно казачьего сословия, а всех сословий без исключения. Декрет от 12(25) декабря 1917 г. «Ко всему трудовому казачеству ”Об отмене обязательной воинской повинности и об установлении полной свободы передвижения казаков”» был уже адресован непосредственно казачеству и отменял основную сословную повинность казачества – обязательную воинскую службу. 16(29) декабря 1917 г. был издан ещё один Декрет «Об уравнении всех военнослужащих в правах», ставивший целью скорейшее и решительное уничтожение всех остатков прежнего неравенства в армии.

Особенности расказачивания в России в конце XIX-XX века

Некоторые исследователи предлагают использовать для характеристики данного явления термины «десословизация» или «экономическое расказачивание» [10, C. 148-150].

А.В. Ганин пишет о «процессе естественно-исторического расказачивания и окрестьянивания», начавшемся в с 70-х гг. XIX в. и продолжавшемся в начале ХХ в. [3, C. 23]. В данной связи интересно замечание А.П. Скорика: «если понимать “расказачивание” как ликвидацию сословных пережитков, то очевидно, что к моменту начала коллективизации казаков как сословия уже не было» [13, C. 275-276].

В-третьих, очень интересным и важным для рассмотрения является феномен «внутрисословного расказачивания». Данный тип расказачивания связан с изменениями, произошедшими в среде казачества к рубежу XIX – XX вв. и характеризуется внутренней неоднородностью, расслоением сословия по политическим, социально-экономическим, имущественным, ценностносмысловым, этно-сословным и иным особенностям. Происходит «расщепление» сословно-правового и социально-экономического статуса казачества, само казачье сословие внутренне тоже разделилось на «сословия». Большинство казаков занималось земледелием, но существовало и «казачье духовенство», входившее, в то же время, в российское духовное сословие; и «казачье торговое сословие», складывающееся с середины XIX в., когда наиболее предприимчивые казаки получили законную возможность откупиться от военной службы, вступив в войсковые торговые общества. Было и «казачье дворянство», входившее в состав российского дворянского сословия, и наделённое многими его правами и привилегиями.

После 1867 г. в казачьей среде за счёт сокращения сроков службы и количества служилых казаков начинает формироваться ещё одна категория – неслужилые казаки. Активно формируется и развивается «казачья интеллигенция-разночинство»: учителя, врачи, инженеры, юристы, писатели, историки, художники, архитекторы. Появляются «казаки-буржуа», «казаки-рабочие», «казаки-ремесленники», идёт активное имущественное расслоение. Новый виток внутрисословного расказачивания связан с революционными событиями начала ХХ в. и Первой мировой войной, когда шло активное имущественное расслоение казачьего сословия.

Особенностью внутрисословного расказачивания является его естественный, объективный, зачастую не связанный напрямую с государственной политикой, характер.

В-четвёртых, уникальное и до конца не исследованное явление – т.н. «саморасказачивание». Данное явление было разнопланово и могло быть, с одной стороны, реакцией на попытки государства «оказачить» те или иные социальные и этнические группы, с другой стороны, продолжением процесса «внутрисословного расказачивания», когда обедневшие представители казачьего сословия не желали больше нести военно-служилые повинности, оставаться на положении «полукрепостных». Данный процесс приобретает наибольшую активность в начале ХХ в., когда обязанности по несению службы стали превалировать над привилегиями.

Так, например, в требованиях солдат и казаков Читинского гарнизона (ноябрь 1905 г.) заявлялось о необходимости уравнять казачье сословие с другими сословиям по условиям несения воинской повинности [2, C. 953].

Особенно ярко стремление к «саморасказачиванию» проявилось в казачьей среде под влиянием Февральской революции. Так, Яицкий (Уральский) казачий съезд направил телеграмму на имя войскового атамана, в которой говорилось о том, что член Совета Союза казачьих войск Кулаков в ходе работы съезда заявлял: «Пора бросить носиться со званием казака, все уже в войсках пришли к сознанию, что нет ни казаков, ни крестьян, ни дворян, а все мы граждане Российской республики, все должны нести одинаковую службу» [12, Оп. 81, Д. 30, Л. 15].

Как отмечает П.Г. Чернопицкий, в начале ХХ в. среди казачьего населения «вызревало понимание необходимости этого преобразования, о чём свидетельствовали решения ряда станиц на Кубани и на Дону, предлагавшие уравнять казаков с крестьянами» [16]. По его же сведениям, подобные движения отмечались и в Сибирском казачьем войске, где в 1918 г. возникло целое течение «саморасказачивания».

В-пятых, политика некоторых представителей как большевистского, так и белого правительств, проводимая в 1918 – 1920-х гг., т.е. в годы революций и Гражданской войны, и зачастую определяемая как «революционный террор». Некоторые исследователи предлагают определять эту политику термином «геноцид казачества», введённым в обиход в 1990-е гг. публицистами и литературоведами. Однако применять данный термин в отношении казачества не корректно, в силу того, что казачество в начале ХХ в. не представляло из себя самостоятельного отдельного народа.

Многие авторы, говоря о геноциде, ссылаются, прежде всего, на известное Циркулярное письмо ЦК ВКП(б) от 24 января 1919 г., но цитируют его лишь выборочно («борьба путём… поголовного их истребления», «беспощадный массовый террор по отношению ко всем казакам…» и т.д.). Однако, при рассмотрении основного п.1, данного циркуляра просматривается не этническая и даже не сословная, а, прежде всего, классовая ненависть, политический антагонизм: «Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно; провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью» [6, C. 177-178]. Более того, как отмечает С.А. Кислицын, анализируя циркуляр Оргбюро ЦК ВКП(б), «концепция пролетарского интернационализма и мировой коммунистической революции, которых придерживались большевики, исключали политику геноцида в принципе. Требование уничтожения казаков ”вообще“, то есть как народа, означало бы аннулирование идеологии марксизма как таковой…» [8, C. 200-201].

Наибольшего размаха «красный террор» в отношение казачества приобрёл в марте-мае 1919 г. во время восстания в Верхне-Донском округе Донецкой области, больше известного как Вёшенское восстание, но и в этом случае говорить о геноциде нельзя. Один из руководителей Донского облревкома И.И. Рейнгольд предлагал использовать противоречия между казаками верхнего Дона и южных округов в аграрной сфере, между молодыми и старыми казаками. В своей докладной записке на имя Ленина он писал: «Под вывеской Советского Донского правительства мы должны проводить на Дону красный террор против казачьей контрреволюции, …действуя и оружием, и словом, и аграрно-просветительной политикой. Комбинируя эти элементы, мы гораздо быстрее и при значительно меньших жертвах добьёмся советизации Дона» [7, C. 101].

Революционной террор предполагал также террор со стороны белых армий и правительств. И хотя некоторые современные исследователи считают, что особенностью белого террора являлся его неорганизованный, спонтанный характер, что он не возводился в ранг государственной политики, не выступал в роли средства устрашения населения и не служил средством уничтожения социальных классов или этнических групп, в чём было его основное отличие от красного террора, тем не менее, он не становился от этого менее кровавым.

Как отмечает Л.И. Футорянский, «во всех казачьих областях с июня 1918 г. устанавливается диктаторская власть, тоталитарный режим…, складывается кровавая диктатура», инициаторами и организаторами которых были деятели белых правительств [15, C. 198]. Вот лишь некоторые цифры, характеризующие белый террор во время второго похода Добровольческой армии на Кубань: в Майкопе было за две недели расстреляно 7 тысяч человек, а в Новороссийске до 12 тыс. раненых красногвардейцев, матросов, рабочих, среди которых были и казаки [5, C. 529].

На территории Оренбургского казачьего войска ситуация была схожая. Оренбург, с занятием его дутовцами, был объявлен на военном положении, а в Приказе от 4 июля 1918 г. временно занимающего должность войскового атамана Каргина перечислялось, за какие провинности лица приговариваются к смертной казни: за нападение на членов войска и других должностных лиц и за сопротивление им; за членство в большевистской партии; за святотатство без различия вероисповедания; за укрывательство комиссаров и служивших в Красной Армии и Красной гвардии, призывающие к устройству или продолжению стачки; за хранение огнестрельного и холодного оружия без разрешения [4, C. 149-150]. Уже в декабре 1917 г. казаков, уклоняющихся от службы в дутовской армии, стали исключать из казачьего сословия. А когда в июле 1918 г. Дутов снова пришёл к власти, здесь был расстрелян каждый сотый житель Оренбурга [15].

Таким образом, революционный террор проводился как представителями красного, так и белого правительств в отношении своих политических противников и имел характер ожесточённой социальноклассовой борьбы в условиях революции и гражданской войны. В итоге, к 1920-м гг., в результате реализации политики «расказачивания» в самом широком понимании этого слова, казачества как сословия не существовало, не сложилось до конца казачество и как особый субэтнос русского народа. Если и характеризовать казачество как социосубэтническую группу, соединившую как черты военно-сословной организации казачества, так и субэтнические его качества, то здесь правомочно говорить лишь о южнороссийских казачьих сообществах, имеющих длительный исторический опыт развития и взаимодействия с российским государством.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В заключение можно сделать следующие выводы:

Расказачивание — политика, проводившаяся большевиками в ходе Гражданской войны и в первые десятилетия после неё, направленная на лишение казаков самостоятельных политических и военных прав, ликвидацию казаков как социальной, культурной общности, сословия Российского государства.

Политика расказачивания вылилась в итоге в массовый красный террор и репрессии против казаков, выражавшиеся в массовых расстрелах, взятии заложников, сожжении станиц, натравливании иногородних на казаков. В процессе расказачивания также проводились реквизиции недвижимого и движимого имущества, в том числе домашнего скота и сельскохозяйственной продукции, переселение крестьян из числа малоземельных народов, иногородних и бедняков на земли, ранее принадлежавшие казакам, выселения целых хуторов и станиц.

Мнение современных историков относительно направленности расказачивания неоднозначно. Ряд исследователей определяют расказачивание как политику, направленную на ликвидацию казачества как этносоциальной группы. При этом другие историки указывают на вину в инициировании расказачивания лишь отдельных лиц из ВКП(б), отмечают политику террора как свойство, характерное для режима данного времени.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Агафонов А.И. Выступление в прениях международной научнопрактической конференции «Кубанское казачество: три века исторического пути» (Краснодар, 1996) // Голос минувшего. Кубанский исторический журнал. Краснодар. 1997. № 1.
2. Высший подъем революции 1905-1907 гг. Ноябрь-декабрь 1905. Часть 2. М., 1958.
3. Ганин А.В. Оренбургское казачье войско в конце XIX – начале XX вв. (1891-1917 гг.). Автореф. …к.и.н. М. 2006.
4. Гражданская война в Оренбуржье 1917-1919: Документы и материалы. Оренбург, 1958. № 116.
5. Зайцев А.А. Кубанская область и Черноморская губерния в период гражданской войны (1918-1920 гг.) // Очерки истории Кубани с древнейших времен по 1920 г. Краснодар, 1996.
6. Известия ЦК КПСС. 1989. № 6.
7. Кислицын С.А. «Расказачивание» – стратегический курс большевистской политической элиты в 20-х гг. // Возрождение казачества: история и современность: Материалы к V Всероссийской (международной) научной конференции. Новочеркасск, 1994. С. 98-106.
8. Кислицын С.А. Казачество в условиях формирования правового государства и гражданского общества // XV Адлерские чтения: Материалы Всероссийской научно-практической конференции. Краснодар. 2009.
9. Малукало А.Н. Кубанское казачье войско в 1860-1914 гг. Краснодар, 2003.
10. Перехов Я.А. О расказачивании и геноциде (некоторые дискуссионные вопросы) // Казачество в социокультурном пространстве России: исторический опыт и перспективы развития: Тезисы Всероссийской научной конференции (28-29 сентября 2010 г., Ростов-на-Дону) / Отв. ред. акад. Г.Г. Матишов. Ростов-на-Дону, 2010.
11. Революция и Гражданская война в России: 1917-1923: Большая энциклопедия. В 4 т. / Гл. ред. С.А. Кондратьев. М.: Терра, 2008.
12. Российский государственный военно-исторический архив. Ф. 330.
13. Скорик А.П. Казачий Юг России в 1930-е годы: грани исторических судеб социальной общности. Ростов-на-Дону, 2009.
14. Сопов А.В. Динамика социально-политического и этнокультурного статуса казачества. Автореф. … д.и.н., М. 2012. 15. Футорянский Л.И. Казачество России в огне гражданской войны (1918-1920 гг.). Оренбург, 2003.