Рецензия на книгу

Вид работы: Рецензия на книгу

Едва ли в современной социальной реальности найдется какой-либо феномен, к которому социологи и социальные философы относились бы столь же противоречиво как к национализму. Бенедикт Андерсон в конце 80-х годов написал свою знаменитую книгу —  (Воображаемое сообщество) «Imagined Communities»которая наделала множества шума в период своего выхода времена.   Я полагаю, что книга Андерсона в последние несколько лет имела наибольшее влияние на развитие новых теоретических идей о национализме, и нет нуды добавлять, что это влияние, разумеется, затрагивает почти исключительно академические исследования.

Книга Б. Андерсона «Воображаемые сообщества», бесспорно, событие в социально-политической мысли. Традиция рассматривать национализм как феномен нового времени, связанный с развитием капитализма и распространением европейских империй, уже существовала давно, например в той же марксистской традиции (к которой сам Андерсон себя относил). И в 1970–1980-е гг., когда развернулась критика модерна, появился целый ряд известных работ – упомяну Кедури, Хобсбаума, Геллнера, Хроха, которые писали примерно о том же, что и Андерсон, но в несколько другом фокусе. При этом книга Андерсона занимает, конечно, особое место и сыграла важную роль в осмыслении национализма. Принципиальное отличие на историю национализма от концепции Бенедикта Андерсона  выдвигает Энтони Смит в своей книге «Национализм и модернизм». Смит признает нации не «сконструированными», а «реконструированными» и пытается обнаружить источники этих реконструкций в своей книге. Кроме того исторически материалистически подход Андерсона в исследовании национализма можно противопоставить методологический индивидуализм Лия Гринфилда и веберианський подход, которые изложены в книге «Национализм: Пять путей к современности».

Главная идея Андерсона в том, что в конце XVI века в Европе активно развивается «печатный капитализм». Латынь, в качестве основного носителя высокой культуры, отступает в сторону и на первый план выходят национальные языки. Андерсон делает ударение на языке, поскольку то, каким образом последний обусловливает коллективную принадлежность, существенно отвечает специфическому пониманию нации самим Андерсоном.

Язык — это нечто хорошо знакомое и естественное; следовательно, в сознании большинства моноязычного человечества он глубочайшим образом связан с тем, кем, по сути является человек, говорящий на нем. Кроме того, прочность и ощутимость подобных культурных образований обусловливает образ нации как незыблемого коллектива. И тем не менее, невзирая на всю свою привычность для человека, язык обусловливает такую форму коллективной принадлежности, которая, в отличие от расовой и даже, возможно, этнической, может быть только приобретенной: — «Если всякий язык есть нечто приобретаемое, то на его приобретение уйдет ощутимая часть человеческой жизни: цена любого нового завоевания измеряется сокращением ее дней. Доступность иных языков для нас ограничивается не их чужеродностью, а нашей собственной смертностью. Отсюда и определенно приватный характер всех языков… Трактуемая одновременно и как историческая неизбежность, и как сообщество, которое строится в воображении на основе языка, нация представляется нам одновремен­но открытой и замкнутой»[1].

Они формируют пространство нации, потому что опускаются на один уровень с людьми: латынь «космополизировала» и объединяла Европу, тогда как национальные языки её сепарировали и разъединяли. Национальные языки, если говорить серьёзно, формируют инаковое культурное пространство. Они о своём, ограниченном, о насущном. А дальше развитие капитализма, промышленная революция, урбанизация, люди насильственно и добровольно уходят из деревень в города, где уже не могут существовать по правилам закрытого землячества. Вместо ограниченного сельского топоса внутренние переселенцы сталкиваются с тысячами соседей, которых просто невозможно опознать в лицо, которые имеют разный достаток, происхождение, форму носа и характер. На первый план выходит не кровная или пространственная солидарность, а культурный стандарт. Печатный капитализм два века обрабатывал европейские массы, одновременно унифицируя их и разобщая, пока в XVIII столетии интеллектуалы не начинают создавать нации. Поэтому-то, заключает Бенедикт Андерсон, нация – это суверенное воображаемое сообщество, ведь её члены чисто физически не могут знать всех своих собратьев по мышлению. Зато в воображении существует слепок всей нации, её выжимка, какая-то идея, то, к чему причисляет себя человек и за что он, даже готов умереть за эту идею. Не кровь, а язык – вот что важно, как утверждают конструктивисты.

В вопросе патриотизма и расизма Андерсон выступает с позиций адвоката. Он категорически противопоставляет два этих понятия, отмечая, что  национализм (патриотизм) — «в национальном сознании играет на удивление незаметную роль»[2]. Нет и безграничной ненависти к врагу, но самодовольствие и любовь к родине являются эмоциональной платформой национализма, что является культурным продуктом шовинизма. Андерсон связывает эту политическую эмоцию с любовью в семье и чувством верности. Спецификой таких эмоций является «натуральность», естественная предначертанность.

Андерсон считает, что между общинами нет существенных отличий, но они в достаточной мере влияют на наши действия. Естественно, мнение Андерсона было подвергнуто критике многими теоретиками, которые считают, что нации в глубинном смысле отличаются друга от друга, и это не вопрос воображения.

Необходимо отметить, что Б.Андерсон,  рассматривал вопрос наций и национализмов с помощью конструктивистского подхода. Этнический конструктивизм – это детище ХХ века, когда на романтический национализм одновременно обрушилась критика справа и слева.

Таким образом, Б.Андерсон увидел нацию как воображаемое сообщество. Он считал, что независимо от неравенства, нация понимается как горизонтальное товарищество. Такая особенность как предполагал автор, объясняла, почему члены нации готовы жертвовать жизнью ради защиты собственного сообщества. Особое внимание в своем исследовании Андерсон уделяет языку как «способу воображения», опосредующему единение нации.

В целом язык повествования достаточно сложный и требует внимательности. Книга оказалась достаточно интересной и познавательной. Сама идея того, что все сообщества, в которых люди не знают абсолютно всех членов в лицо, являются воображаемыми например, даже читатели ежедневной газеты, которые не знают наверняка, сколько ещё людей читают данную газету, как их зовут и сколько им лет, но знают, что определённое количество читателей газеты точно существует, показалась мне достаточно нетривиальной и интересной. Кроме того, приводимые автором примеры преимущественно из истории стран Юго-Восточной Азии, поскольку именно на них специализировался автор и им посвятил ряд других своих работ позволили узнать больше об этих интереснейших территориях. Немного непонятной всё же показалась мне идея Андерсона о том, что собственно национализм зародился на американском континенте. Он утверждал, что исторический опыт национализма в Западной Европе, в двух Америках и России обеспечил для всех последующих ветвей национализма варианты стандартных форм, из которых националистические элиты Азии и Африки могли выбирать тот, что был им наиболее по душе.

Хоть автор и акцентировал этот свой вывод специально, его мысль в полной мере до меня, увы, не дошла. Если национализм зародился где-либо в остальной части мира должен выбирать для себя воображаемое сообщество из набора определенных «образцовых» форм, уже предоставленного ему Европой и Америками, то что же ему останется воображать? История, казалось бы, рассудила так, что в постколониальном мире мы будем лишь вечными потребителями всего, что связано с современностью. Европа и две Америки, эти единственные подлинные субъекты истории, продумали для нас не только сценарий колониального просвещения и порабощения, но также и нашего антиколониального сопротивления и постколониальной нищеты. Даже наше собственное воображение должно навеки остаться колонизированным.

Я выступаю против этого аргумента не по каким-то сентиментальным соображениям. Я возражаю потому, что не могу согласовать его с фактами антиколониального национализма. Самые мощные, равно как и самые творческие результаты национального воображения в Азии и Африке основываются не на тождестве с образцовыми формами национального общества, пропагандируемыми современным Западом, а скорее на отличии от таковых. Как можно игнорировать данное обстоятельство, не сводя при этом опыт антиколониального национализма к карикатуре?

Так, само название книги и часто встречающееся в тексте словосочетание «воображаемые сообщества» не является точным переводом авторского английского варианта «imagined communities» — в буквальном переводе следовало бы употреблять словосочетание «воображённые сообщества».

Идеи Б. Андерсона получили широкую поддержку в таких дисциплинах, как этнология, социальная и культурная антропология, а кроме того пользуются популярностью в политологии. Вообще, работа Андерсона блестящее методологическое обоснование инструментализма в этнологии и этноконфликтологии. Сегодня это, пожалуй, наиболее влиятельный тренд. Я не являюсь его сторонником, как и не являюсь его противником, возможно, поэтому у меня очень спокойное отношение к классическому труду Б. Андерсона. На мой взгляд, наиболее продуктивен, особенно когда имеешь дело не с глобальными схемами, а с конкретными региональными и локальными процессами и событиями, так называемый полипарадигмальный подход. Периодизация развития национализма, по Б. Андерсону, это последовательный накат «волн», в основе своей представляющих различные способы воображения нации.

В общем, книга однозначно оказалась мне полезна и вполне удовлетворила моё любопытство. В какой-то мере она явилась и кладезем интереснейших небанальных словосочетаний, например, будут встречаться читателю по ходу книги — «печатный капитализм» и «паломничество функционера». С первым более-менее понятно: сила капитализма порождает массовый печатный продукт на стандартизованном разговорном языке. Второе понятие намного более интересно и раскрывает суть образовательных и административных иерархий, формирующих ареал будущей нации.

Сложно говорить об этой книге. Для людей, которые занимаются или просто интересуются причинами и предпосылками национализма эта книга подойдет, чтобы закрепить одну из точек зрения. С другой стороны, сложная и запутанная манера изложения, перегруженность фактами и необоснованность некоторых тезисов — однозначный минус этой книги.

Прикрепленные файлы:

24_11__51688_4786