Глава 3. Исследование предела осуществления принципа свободы договора и практика его применения
3.1. Анализ судебной практики ограничения свободы договора
Обратимся к делам из судебной практики. Одним из примеров договора, в котором нарушены установленные законодательно императивные нормы, может служить условие договора займа между некредитной организацией и гражданином, в соответствии с которым на последнего возложена обязанность вносить плату за обслуживание займа. Как отметил по этому поводу Верховный суд РФ: «предусмотренная в Гражданском кодексе РФ уплата процентов за пользование заемными средствами, а также за просрочку возврата заемных средств не подразумевает предоставление сторонам договора возможности устанавливать оплату заемщиком комиссии за обслуживание займа. Стороны договора займа вправе по своей воле определять его содержание и формировать его конкретные условия, если только содержание какого-либо условия императивно не предусмотрено законом или иным правовым актом. Поскольку по условиям договора займа, содержащимся в ст. 809 ГК РФ, взимание с заемщика комиссии за обслуживание займа не допускается, включение в договор, заключенный между гражданином и некредитной организацией, условия о ежемесячной комиссии за обслуживание займа нельзя признать отвечающим положениям Гражданского кодекса РФ» [4]. По обстоятельствам рассмотрения других дел, основанных на арендных правоотношениях, в процессе реализации которых, между сторонами впоследствии возникают спорные ситуации, в Постановлении Пленума ВАС РФ от 14.03.2014 № 16 указывается, что в случае, когда между сторонами заключен договор аренды без определения конкретного срока действия арендных отношений, то любая из сторон наделена правом согласно п. 2 ст. 610 ГК РФ, на отказ от дальнейших правоотношений с условием, что она предупредит другую сторону в рамках указанных в договоре сроков о таком предупреждении. При этом, как отмечает Верховный Суд РФ, наличие права отказ от такого договора аренды для сторон подчёркивает суму сеть арендных отношений, поскольку сама суть таких отношений и состоит в передаче во временное владение и пользование определенного имущества [5].
В силу статьи 168 ГК РФ сделка, нарушающая требования законодательства, является оспоримой, если из закона не следует, что должны применяться другие последствия нарушения, не связанные с недействительностью сделки. В п. 2 этой же статьи отмечено, что «сделка, нарушающая требования закона или иного правового акта и при этом посягающая на публичные интересы либо права и охраняемые законом интересы третьих лиц, ничтожна, если из закона не следует, что такая сделка оспорима или должны применяться другие последствия нарушения, не связанные с недействительностью сделки». При этом необходимо отметить, что в судебной практике сложилось позиция, что не любой «иной правовой акт» может применяться в качестве источника данном конкретном случае. В силу ст. 3 ГК РФ правовые акты субъектов РФ и органов местного самоуправления не являются источником гражданского законодательства РФ. Таким образом, ссылаться на такие правовые акты при спорных ситуациях с оспариванием сделки нельзя. Данный вывод подтверждается и позициями судебной практики [6].
Как показывает анализ дел судебной практики, условия сделки, которые явно нарушают, установленные законодательно нормы императивного характера на ограничение прав потребителей, признаются ничтожными [7]. Такой вывод следует и из п. 1 статьи 16 Закона РФ от 07.02.1992 N 2300-1 (ред. от 18.07.2019) «О защите прав потребителей». В рамках заявленной темы весьма интересна корреляция ограничения принципа свободы договора и принципа добросовестности поведения сторон договорных отношений. Обоснована эта связь тем, что процесс ограничения принципа свободы договора должен, все же, согласоваться с принципом добросовестности. И вот почему. Добросовестный субъект, вступая в договорные отношения, руководствуется, прежде всего своей доброй волей (то есть реализация принципа свободы договора) и своими интересами. Наличие при этом добросовестности у такого субъекта подразумевается по умолчанию, то есть презюмируется. Между тем, принцип добросовестности в гражданском законодательстве РФ лишь только относительно недавно был закреплен в качестве одного из основных начал гражданских правоотношений. Таким образом, данный принцип имеет одинаковое действие на все институты гражданского права. Как указано выше, законодатель оперирует данным понятием в нормах ГК РФ, однако не приводит легальной дефиниции юридической категории. Этот вакуум старается заполнить доктрина гражданского права, так как изучение этого принципа всегда вызывало множество споров среди учёных, каждый из которых высказывал свою точку зрения на данную проблематику. В рамках данной статьи не будем вдаваться в подробности мнений ученых-цивилистов относительно данной юридической категории. Но, вместе с тем, в любом случае исходим из того, что именно добросовестность поведения сторон договорных отношений является необходимым условием, которая впоследствии является для них своеобразным «юридическим гарантом» в потенциально-возможных спорах, которые, как результат, могут привести к судебному разбирательству. И наоборот, недобросовестность поведения субъектов договорных правоотношений, если, при этом, она напрямую связана с причинением убытков какой-либо из сторон, влечет за собой негативные правовые последствия для недобросовестной стороны договорных отношений.
В последнее время большое распространение получила практика, так называемого «навязывания» дополнительных товаров и услуг в рамках заключения основной сделки. Такие ситуации встречаются при заключении кредитных договоров, договоров страхования ОСАГО и ряда др. Выдвигая такие дополнительные условия для заключения договоров, и реализуя свои недобросовестные намерения субъекты правоотношений пользуются элементарной правовой неграмотностью, юридической неподкованностью обычных граждан-потребителей товаров и услуг. Более того, как установлено в п. 2 статьи 16 Закона РФ от 07.02.1992 № 2300-1 (ред. от 18.07.2019) «О защите прав потребителей»: «Запрещается обусловливать приобретение одних товаров (работ, услуг) обязательным приобретением иных товаров (работ, услуг)» [8]. Несмотря на такую четкую позицию законодателя в отношении указанного вопроса, тем не менее данные проблемные моменты, все еще остаются на повестке дня. Такие недобросовестные действия субъектов не раз получали свою правовую оценку, основанную на недопустимости указанных действий. В подтверждение этих слов обратимся к конкретным делам из судебной практики и правовым позициям уполномоченных органов. Так, в обзоре судебной практики по гражданским делам, связанным с разрешением споров об исполнении кредитных обязательств, утвержденном Президиумом Верховного Суда РФ 22.05.2013, указывается, что «включение в кредитный договор условия об обязанности заемщика застраховать свою жизнь и здоровье, фактически являющееся условием получения кредита, свидетельствует о злоупотреблении свободой договора» [9]. Подобная позиция отражена и в информационно письме Роспотребнадзора от 21.04.2015, в котором указано, что «применительно к отношениям, регулируемым Законом № 353-ФЗ, банки при предоставлении потребительского кредита (займа) должны изначально обеспечивать возможность заключения соответствующего договора без возложения на заемщика каких-либо дополнительных обременений помимо тех, которые сводятся к обязанности возвратить кредитору полученную денежную сумму и уплатить проценты на нее, имея в виду, что согласно пункту 2 статьи 16 Закона Российской Федерации от 7 февраля 1992 года № 2300-1 «О защите прав потребителей» «запрещается обусловливать приобретение одних товаров (работ, услуг) обязательным приобретением иных товаров (работ, услуг)» [10].
С подобными ситуациями навязывания дополнительных услуг встречаются и автолюбители. Владельцы транспортных средств сталкиваются с навязыванием страховыми компаниями дополнительных услуг, когда заключение договора ОСАГО сопровождается требованием одновременно заключить договор добровольного страхования. На такую ситуацию отреагировал ЦБ России как главный регулятор деятельности страховых кампаний, указав в своем информационном письме, что уклонение страховых организаций от заключения публичного договора, коим является договор ОСАГО, по причине отказа страховщика от заключения необязательного (т.е. добровольного) договора страхования жизни и здоровья является необоснованным и неправомерным [11]. Несмотря на это, все еще сохраняется данная тенденция навязывания дополнительных возмездных услуг в счет возможности заключить основной договор с контрагентом. Данную проблему должна была решить реформа ОСАГО в плане возможности заключить договор ОСАГО посредством сети «Интернет» в личном онлайн кабинете страхователем. Однако и тут не все так просто. Очень частой, распространённой проблемой онлайн договора страхования является причина невозможности входа в личный кабинет и ряд других сугубо технических причин, которые не дают возможности заключения договора страхования в онлайн режиме.
Подводя промежуточный итог по вышеуказанному, необходимо отметить, что законодательно установленное ограничение свободы в выборе условий договора, прежде всего, направленно на обеспечение законных прав и интересов участников гражданского оборота и, в-первую очередь, «экономически слабой» стороны таких отношений. Как следует из приведенных материалов судебной практики, законодательное ограничение выбора условий позволяет сторонам быть уверенными, что их отношения находятся в правовом поле, и, как следствие, существует возможность признать положения, нарушающие императивные нормы ничтожными или оспоримыми посредством судебной защиты.
В Постановлении Пленума ВАС РФ указано, что в случае, когда условия договора, предложенные одной стороной, являются обременительными для другой стороны, которая, в свою очередь, не имеет возможности от них отказаться или их изменить, суд может признать такие положения договора недействительными [5]. Данным положением защищаются права фактически слабейшей стороны сделки и создается возможность юридического равенства участников правоотношений.
Еще одним способом ограничения в свободе выбора условий договора является государственное регулирование цен и тарифов. Данные ограничения закрепляются законодательно в специальных нормативно-правовых актах (чаще всего в федеральных законах) и являются дополнительным механизмом, с помощью которого достигается защита фактически слабейшей стороны гражданских правоотношений. Одним из примеров такого регулирования является государственное регулирование цен на лекарственные препараты для медицинского применения [12]. Правительство РФ утверждает перечень лекарственных препаратов, являющихся жизненно необходимыми и важнейшими, и устанавливает методику установления производителями лекарственных препаратов предельных отпускных цен на препараты, включенные в указанный перечень, а также методику установления органами исполнительной власти субъектов РФ предельных размеров оптовых и розничных надбавок к фактическим отпускным ценам. Безусловно, данное положение направлено на социальную защиту, выражающейся в предоставлении возможности каждому нуждающемуся гражданину, приобрести необходимые лекарственные средства по приемлемым ценам и, как следствие, возможности поддержания жизни и здоровья человека на необходимом уровне.
Кроме того, необходимо отметить, что основания ограничения свободы выбора условий договора может могут быть установлены государством в рамках регулирования торговой деятельности. Так, законодательство о торговле содержит ряд норм, направленных на совершенствование антимонопольного регулирования и развитие конкуренции на рынке услуг розничной торговли. Так, частью 6 статьи 9 Федерального закона от 28.12.2009 № 381-ФЗ (ред. от 03.07.2016) «Об основах государственного регулирования торговой деятельности в Российской Федерации» установлен запрет на включение участниками торговой деятельности в цену договора поставки продовольственных товаров в торговую сеть каких-либо видов вознаграждения за исполнение торговой сетью условий этого договора, кроме, допустимых частью 4 статьи 9 указанного закона. В соответствии с частью 12 статьи 9 Федерального закона «Об основах государственного регулирования торговой деятельности в Российской Федерации»: «запрещается включение в договор поставки продовольственных товаров условий о совершении поставщиком действий или об оказании услуг, направленных на продвижение товаров (услуг по рекламированию товаров, маркетинговых и других), а также понуждение поставщика к заключению таких договоров в целях заключения договора поставки» [13]. Указанные нормы направлены на пресечение одного из наиболее распространенных способов навязывания торговыми сетями контрагентам и создания дискриминационных условий доступа поставщиков продовольственных товаров в торговые сети. Разумеется, все эти императивные меры направлены на нормальное функционирование рынка, исключение его монополизации и развитие конкуренции цен, исключая, тем самым, возможность злоупотребления отельными субъектами гражданских правоотношений.
В практике Одиннадцатого арбитражного апелляционного суда в своём постановлении от 26.04.2018 по делу № А65-28716/2017 суд разъяснил, что установленные сторонами условия не должны противоречить действующему законодательству, что логично, исходя из норм ч. 2 ст. 1 и ч. 1 ст. 10 ГК РФ. Суд признал, что тот факт, что стороны при заключении договора действуют разумно и добросовестно, презюмируется. Превышение пределов свободы договора квалифицируется как злоупотребление правом и представляет неправомерное действие.
В своём постановлении от 25.12.2018 N 49 «О некоторых вопросах применения общих положений Гражданского кодекса Российской Федерации о заключении и толковании договора» Пленум ВС РФ разъяснил, что суд может разрешить разногласия об условиях сделки даже при добросовестном поведении сторон. Это всё связано с тем, что у сторон могут возникнуть непреодолимые противоречия вне суда. Причинами этого могут быть: разногласия при заключении договора, несогласие относительно толкования условий и иные случаи. И во всех случаях при добросовестных разногласиях стороны могут обратиться в суд с требованием об урегулировании разногласий. Но только в том случае, если разногласия возникли при заключении договора, требование может быть удовлетворено при наличии: обязанности ответчика заключить такой договор либо соглашения сторон о передаче разногласий на рассмотрение суда.
Существует также позитивная и отрицательная практика применения судами вышеуказанного Постановления по вопросам толкования статьи 782 ГК РФ, которые и приводит Матвиенко С.В.
Статья 782 ГК РФ, которая устанавливает право сторон договора в любое время немотивированно отказаться от его исполнения и при этом оговаривает, что заказчик при этом обязан возместить исполнителю лишь фактически понесенные расходы, не содержит оговорки о праве сторон согласовать иное.
Долгое время по этой причине ст. 782 ГК РФ воспринималась судами как однозначно императивная. В итоге получалось, что неудачная норма, оставляющая исполнителя без адекватной защиты и гарантий возмещения упущенной выгоды, оказывалась еще и императивной из-за того, что в саму норму случайно забыли добавить фразу про право сторон согласовать иное. Однако ВАС РФ в Постановлении N 16 изменил подход и указал, что, исходя из критериев телеологического толкования закона, эта норма диспозитивна как минимум в той части, в которой позволяет сторонам договориться о полном возмещении убытков исполнителя (а не только фактически понесенных расходов) при произвольном отказе от договора со стороны заказчика, а также о конкретной плате за отказ от договора. В то же время анализ практики показывает, что не все суды последовали за ВАС РФ.
Большинство судов признали свободу договора и относительную диспозитивность ст. 782 ГК РФ, но некоторые продолжают упорствовать в нежелании признавать право коммерсантов несколько отступать от содержания правил этой статьи.
3.2. Оценка международного опыта реализации принципа свободы договора
В марте 2022 г. Европейской комиссией за демократию через право (Венецианской комиссией) был принят доклад «О внутренних процедурах ратификации и денонсации международных договоров»1. В докладе рассматриваются внутренние процедуры ратификации и денонсации международных договоров государствами-участниками с целью анализа возможных тенденций развития и трансформации данного института, выявления возможных вариантов формирования какого-либо общего правила осуществления данных процедур. Ни одно государство — член Совета Европы (СЕ) не относит разработку договоров только к компетенции исполнительной власти. Наоборот, все государствачлены требуют, по крайней мере пассивного, одобрения парламентом заключения международных договоров (в Великобритании Палата общин не должна их утверждать, но при этом может наложить вето).
Большинство стран — членов СЕ, кроме того, требуют парламентского одобрения и для денонсации международных договоров. В 47 государствах — членах СЕ незначительное большинство (по крайней мере, 29 государств) требуют парламентского одобрения как для заключения, так и для денонсации договоров. В остальных 17 государствах парламентское одобрение необходимо лишь при заключении договоров2. Вышеуказанный доклад стал результатом принятия 22 апреля 2021 г. Парламентской ассамблеей Совета Европы (ПАСЕ) во время второй части сессии в Страсбурге резолюции 2376 (2021) «Функционирование демократических институтов в Турции».
Причиной принятия названной резолюции послужил выход Турции из Конвенции Совета Европы о предотвращении и борьбе с насилием в отношении женщин и домашним насилием. В пункте 8 резолюции отмечается, что ПАСЕ обеспокоена односторонним решением Президента Турции о выходе из Конвенции, принятым им без каких-либо консультаций с парламентом или обществом. Ввиду этого резонансного решения возникли дискуссии относительно возможного выхода государства из других международных договоров, в частности Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г. (далее — ЕКПЧ, Конвенция)3. Это побуждает вновь вернуться к правовым и практическим аспектам принципа pacta sun servanda4.
В качестве примера для анализа обратимся к Конвенции о защите прав человека и основных свобод как особому типу международного договора. Исследование принципа pacta sund servanda на примере данного договора особенно интересно в силу того, что, как справедливо отмечает судья Европейского суда по правам человека (далее — ЕСПЧ) Л. Г. Гусейнов, сама сущность договорных обязательств в сфере основных прав и свобод человека подразумевает объективные обязательства, т. е. обязательства «каждого и всех перед каждым и всеми». Как известно, многие национальные законодательства признают международные договоры в качестве составной части правовой системы государства.
При этом непосредственно соотношение международного и национального права определяется государствами по-разному. Однако в правовой системе любого государства, в котором международные договоры признаются как часть национального права, действует принцип pacta sunt servanda, означающий добросовестное соблюдение обязательств международного договора6. Сущностная характеристика этого принципа сводится к тому, что государства, являющиеся участниками конкретного международного договора, обязаны исполнять его условия добросовестно.
Принцип pacta sunt servanda является ключевым принципом международного права, ибо без гарантии исполнения само существование какого-либо договора является ненадежным и, следовательно, бессмысленным. Результативность любого договора в первую очередь непосредственно зависит от добросовестного исполнения его условий и обязательств участниками договора, выразившими согласие на его обязательность (ст. 11—15 Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г.).
Наиболее наглядно закрепленные в Венской конвенции принципы обязательности исполнения взятых на себя государствами обязательств проявляются на примере ЕКПЧ. Впервые суверенные государства признали правовые обязательства обеспечить классические права человека для всех лиц в пределах своей юрисдикции и разрешить всем лицам подавать против них иски, ведущие к юридически обязывающим постановлениям международного суда.
Конвенция о защите прав человека и основных свобод — это базовый документ международного права в области прав и свобод человека для государств, являющихся участниками Совета Европы, содержащий «перечень прав, составляющих основное ядро европейской системы защиты прав человека»8. Конвенцией устанавливаются неотъемлемые права и свободы каждого человека, а государства, подписавшие Конвенцию, обязаны гарантировать представленный в данном документе перечень прав и свобод каждому человеку, находящемуся под их юрисдикцией (ст. 1 ЕКПЧ). ЕКПЧ в отличие от иных международных договоров обладает действенным механизмом защиты заявленных прав посредством деятельности ЕСПЧ.
Так, государства — участники Конвенции, ратифицировав ее, приняли на себя обязательство исполнять окончательные постановления правозащитного органа по делам, в которых они выступают в качестве сторон. Наличие механизма контроля за исполнением международного договора имеется и у международных пактов по правам человека 1966 г. Надзор за выполнением Международного пакта о гражданских и политических правах осуществляет Комитет по правам человека ООН, рассматривая доклады стран-участниц, публикуя комментарии («замечания общего порядка») и рассматривая жалобы на нарушение пакта странами — участницами Первого факультативного протокола. Однако механизм контроля за исполнением ЕКПЧ следует признать наиболее эффективным, ибо у Конвенции ООН нет обязательной юрисдикции, а решения имеют рекомендательный характер.
Согласимся с Л. Г. Гусейновым, что «нарушение какого-либо основного права человека, предусмотренного Конвенцией, влечет за собой нарушение договорного обязательства государства, и, следовательно, нарушение международного права». На современном этапе развития исследуемого принципа наблюдаются проблемные моменты при реализации решений ЕСПЧ государствами — участниками Конвенции.
Так, в частности, Р. А. Гурбанов отмечает, что «исполнение судебных решений в системе мер по осуществлению защиты прав является в настоящее время одним из самых проблематичных вопросов во всех странах на постсоветском пространстве, о чем ярко свидетельствует практика Европейского суда по правам человека». Аналогичного мнения придерживается А. И. Ковлер, который считает, что «одной из системных проблем правосудия государств постсоветского пространства является проблема неисполнения судебных решений». Обратимся к опыту Азербайджана, который 25 января 2001 г. получил членство в Совете Европы, а 15 апреля 2002 г. на территории государства была ратифицирована ЕКПЧ. В качестве примера проблемы неисполнения судебных решений укажем постановление ЕСПЧ от 22 мая 2014 г. по делу «Ильгар Мамедов против Азербайджана»13.
В 2014 г. ЕСПЧ постановил, что он был заключен в тюрьму со скрытой целью воспрепятствовать его участию в политической деятельности с нарушением ст. 5 (право на свободу и личную неприкосновенность), 6 (право на справедливое судебное разбирательство) и 18 (пределы использования ограничений в отношении прав) ЕКПЧ. После приговора И. Мамедов почти пять лет не выходил на свободу. Из-за несоблюдения государством-ответчиком постановления ЕСПЧ в 2017 г.
Комитет министров начал первую процедуру нарушения в соответствии со ст. 46(4) ЕКПЧ. Вскоре после этого И. Мамедов был освобожден, но не оправдан. Совет Европы прекратил разбирательство по делу о нарушении в сентябре 2020 г. только после того, как Верховный суд Азербайджана оправдал Мамедова. Итак, на исполнение постановления ЕСПЧ потребовалось более шести лет. По состоянию на 2021 г. в Азербайджане отмечается низкий уровень соблюдения решений ЕСПЧ, особенно так называемых руководящих судебных решений (leading cases).
Руководящие судебные решения — это множество дел, связанных с серьезными или системными нарушениями прав человека, и только 4% таких дел против Азербайджана привели к исправлению основного нарушения прав человека. В целом 47 руководящих решений ЕСПЧ против Азербайджана не были исполнены.
В системе мер по осуществлению защиты прав является в настоящее время одним из самых проблематичных вопросов во всех странах на постсоветском пространстве, о чем ярко свидетельствует практика Европейского суда по правам человека»11. Аналогичного мнения придерживается А. И. Ковлер, который считает, что «одной из системных проблем правосудия государств постсоветского пространства является проблема неисполнения судебных решений»12. Обратимся к опыту Азербайджана, который 25 января 2001 г. получил членство в Совете Европы, а 15 апреля 2002 г. на территории государства была ратифицирована ЕКПЧ. В качестве примера проблемы неисполнения судебных решений укажем постановление ЕСПЧ от 22 мая 2014 г. по делу «Ильгар Мамедов против Азербайджана»13. В 2014 г. ЕСПЧ постановил, что он был заключен в тюрьму со скрытой целью воспрепятствовать его участию в политической деятельности с нарушением ст. 5 (право на свободу и личную неприкосновенность), 6 (право на справедливое судебное разбирательство) и 18 (пределы использования ограничений в отношении прав) ЕКПЧ. После приговора И. Мамедов почти пять лет не выходил на свободу. Из-за несоблюдения государством-ответчиком постановления ЕСПЧ в 2017 г.
Комитет министров начал первую процедуру нарушения в соответствии со ст. 46(4) ЕКПЧ. Вскоре после этого И. Мамедов был освобожден, но не оправдан. Совет Европы прекратил разбирательство по делу о нарушении в сентябре 2020 г. только после того, как Верховный суд Азербайджана оправдал Мамедова.
Итак, на исполнение постановления ЕСПЧ потребовалось более шести лет. По состоянию на 2021 г. в Азербайджане отмечается низкий уровень соблюдения решений ЕСПЧ, особенно так называемых руководящих судебных решений (leading cases). Руководящие судебные решения — это множество дел, связанных с серьезными или системными нарушениями прав человека, и только 4% таких дел против Азербайджана привели к исправлению основного нарушения прав человека. В целом 47 руководящих решений ЕСПЧ против Азербайджана не были исполнены.
Далее обратимся к опыту Армении, которая стала полноправным членом Совета Европы в 2001 г. В соответствии с мнением № 221(2000) ПАСЕ22 Армения приняла широкий спектр обязательств, в том числе (в 2002 г.) ратификацию ЕКПЧ и Европейской конвенции по предупреждению пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания. Еще раньше, в 1993 г., Армения присоединилась к Конвенции ООН против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания (КПП). В 2006 г.
Армения ратифицировала Факультативный протокол к КПП. В 2008 г. в рамках Национального превентивного механизма по предупреждению пыток в законном порядке был назначен Защитник прав человека. За ратификацией этих документов последовало принятие мер по исполнению международных обязательств, в том числе реформа исправительной системы. Полномочия по осуществлению контроля в данной сфере были переданы Министерству юстиции, что оказало положительное воздействие: зафиксировано значительное сокращение случаев пыток и жестокого обращения. На территории Армении были проведены масштабные работы по перестройке и ремонту исправительных учреждений, установлено сотрудничество между милицией и адвокатской палатой с целью гарантировать скорейшее вступление адвокатов защиты в процесс ведения уголовных дел.
Несмотря на эти достижения, на данный момент остаются нерешенными серьезные проблемы, которые препятствуют полному и эффективному осуществлению соответствующих договоров в Армении, в частности в области соблюдения запрета на пытки23. На данный момент под текущим контролем находятся дела более чем 10-летней давности.
Например, Арменией до сих пор не исполнено постановление ЕСПЧ от 15 июня 2010 г. по делу «Ашот Харутюнян против Армении». По делу обжалуется неадекватная медицинская помощь и применение металлической клетки во время рассмотрения апелляционной жалобы на приговор. Констатируется нарушение тре бований ст. 3 ЕКПЧ, однако требования ее ст. 6 нарушены не были24. Также на данный момент Арменией до сих пор не исполнено постановление ЕСПЧ от 2 октября 2012 г. по делу «Вирабян против Армении»25, касающееся жестокого обращения и/или пытки при задержании в полиции, неэффективного расследования по заявлениям о таких действиях и о возможной дискриминации на основе политических мотивов.
Отметим, что в апреле 2017 г. процедура парламентского мониторинга была применена в отношении Турции по причине неисполнения постановлений ЕСПЧ, ограничений, применяемых к защите прав человека и прав женщин, и нарушению основных прав политиков и (бывших) членов парламента от оппозиции, адвокатов, журналистов, ученых и активистов гражданского общества. В свете исследования правовых и практических аспектов принципа pacta sund servanda интересен опыт Российской Федерации, которая присоединилась в ЕКПЧ в 1998 г., через два года после вступления государства в Совет Европы. C 16 сентября 2022 г. официально участие России в качестве стороны по данной международной конвенции прекратилось в связи с решением, принятым ЕСПЧ и опубликованным 16 марта 2022 г.
Указанное решение обусловлено прекращением членства РФ в составе Совета Европы. Ввиду указанного опыт России без преувеличения можно назвать беспрецедентным. В хронологическом порядке рассмотрим, как формировалось и изменялось на территории РФ законодательство относительно исполнения решений ЕСПЧ. Итак, ратификация Конвенции предполагала для Российского государства имплементацию положений данного международного документа во внутригосударственную правовую систему.
В соответствии с формулировкой, включенной отечественным законодателем в текст Федерального закона от 30 марта 1998 г. № 54 ФЗ «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней», Российская Федерация «в соответствии со статьей 46 Конвенции признает ipso facto и без специального соглашения юрисдикцию Европейского суда по правам человека обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней». Ратифицировав Конвенцию, Россия приняла обязательство исполнять окончательные постановления ЕСПЧ по тем делам, в которых она является стороной. Для сравнения отметим, что Азербайджан также является участником Конвенции, которую он ратифицировал в 2002 г. Согласно Конституции международные договоры, участником которых является Азербайджан, — неотъемлемая составная часть системы законодательства данного государства. Однако в ст. 151
Конституции Азербайджанской Республики уточняется, что «при возникновении противоречия между нормативными правовыми актами, входящими в систему законодательства Азербайджанской Республики (исключая Конституцию Азербайджанской Республики и принятые путем референдума акты), и межгосударственными договорами, участницей которых является Азербайджанская Республика, применяются международные договоры». Здесь целесообразно отметить отличие от ст. 15 Конституции РФ, в которой такая оговорка отсутствует и была включена в текст ст. 79 лишь в 2020 г.: «Решения межгосударственных органов, принятые на основании положений международных договоров Российской Федерации в их истолковании, противоречащем Конституции Российской Федерации, не подлежат исполнению в Российской Федерации».
Нормы национального законодательства не являются оправданием для несоблюдения условий, установленных в международном договоре или в постановлении ЕСПЧ. Однако исключение нередко делается для Основного закона государства, закрепляющего государственный суверенитет. Международное и национальное право должны находиться в полном взаимодействии и согласованности между собой. Правовая система государства основана в том числе и на нормах, которые признаны на международном уровне, а также на нормах Конституции.
В контексте исследуемой темы важно упомянуть постановление КС РФ от 27 марта 2012 г. № 8-П, в тексте которого содержится указание на наличие у Российского государства конституционной обязанности рассматривать заключенные международные договоры в качестве составной части своей правовой системы применительно к международным договорам, затрагивающим права, свободы и обязанности человека и гражданина. Таким образом, в тексте постановления мы видим правовые основания реализации принципа pacta sunt servanda на территории Российской Федерации. Единообразное применение российскими судами общей юрисдикции ЕКПЧ и ратифицированных Про токолов к ней обеспечивается в том числе и разъяснениями, данными Пленумом ВС РФ, основанными на ст. 126 Конституции РФ, ст. 9 и 14 Федерального конституционного закона от 7 февраля 2011 г. № 1-ФКЗ «О судах общей юрисдикции в Российской Федерации». Согласно разъяснениям Верховного Суда ЕКПЧ и Протоколы к ней являются международными договорами Российской Федерации и при их применении судам общей юрисдикции необходимо учитывать разъяснения, содержащиеся в постановлениях Пленума ВС РФ от 31 октября 1995 г. № 8 «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия», от 27 июня 2013 г. № 21 «О применении судами общей юрисдикции Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года и Протоколов к ней».
Исследуя вопрос реализации принципа pacta sunt servanda в России в современных условиях, нельзя говорить однозначно о безоговорочном применении данного принципа по причине изменений, внесенных в ст. 79 Конституции РФ. «База» для принятия поправки такого содержания была заложена еще в 2015 г., так как не следует отрицать тот факт, что указанная поправка в Конституцию РФ стала реакцией на постановление КС РФ от 14 июля 2015 г. № 21-П.
В соответствии с содержанием этого постановления Россия может не выполнять обязательства, изложенные в постановлениях ЕСПЧ, если они нарушают основные принципы Конституции РФ.
Такое решение, однако, может быть принято лишь в исключительных случаях. Россия не единственное государство, которое допускает невыполнение решений межгосударственных органов в случае противоречия их Конституции. Например, Основной закон Федеративной Республики Германия содержит положение о том, что общепризнанные принципы и нормы международного права на территории данного государства имеют приоритетное значение над внутригосударственным законодательством (ст. 25), однако в случае возникновения конфликта между международной и конституционной нормами необходимо решение по данному вопросу Конституционного суда Германии. Аналогичные ситуации возникали в практике конституционных судов Австрии, Италии и ряда других государств.
Среди правоведов вопрос о содержании постановления КС РФ от 14 июля 2015 г. № 21-П, как отмечалось выше, является дискуссионным. Так, по мнению Е. Рубинштейна поправка, запрещающая исполнять международные договоры, если они противоречат Конституции РФ, не повлияет на поток жалоб в ЕСПЧ в отношении России30. Е. Рубинштейн обосно вывает свою позицию тем, что по сравнению с 2017 г. количество жалоб против России увеличилось почти вдвое.
При этом самый низкий показатель был отмечен в 2017 г., что связано с реформой в ЕСПЧ системы работы с жалобами, ужесточением процесса подачи и критериев отсева неправильно оформленных жалоб. Таким образом, по мнению Е. Рубинштейна, постановление КС РФ не оказало фактического влияния на количество подаваемых российскими гражданами жалоб в ЕСПЧ. Мы не можем согласиться с представленной позицией: вопрос здесь состоит не в количестве подаваемых российскими гражданами жалоб, а в том, что Россия оставляет за собой право при определенных условиях не исполнять постановления ЕСПЧ. Можно сделать вывод, что мнения по данному вопросу разделились на две основные группы. Представители первой группы положительно относятся к указанному постановлению КС РФ, считая его новым этапом в отечественной правоприменительной практике (например, такой позиции придерживается П. А. Виноградова)31.
Другая группа правоведов сомневается в целесообразности столь жесткой позиции КС РФ32. Тем не менее нельзя отрицать тот факт, что это постановление и указанная норма ст. 79 Конституции РФ вне зависимости от их «правильности» или «неправильности» сделали действие принципа pacta sunt servanda на территории РФ не безоговорочным. Добавим к сказанному отсылку на изменения ст. 125 Конституции РФ: в этой статье предусмотрена новая ч. 51 , в соответствии с которой за Конституционным Судом остается право решать вопрос относительно возможности исполнения решений межгосударственных органов, которые противоречат Конституции РФ. Новая редакция ч. 6 ст. 125 гласит: «…не соответствующие Конституции Российской Федерации международные договоры Российской Федерации не подлежат введению в действие и применению. Акты или их отдельные положения, признанные конституционными в истолковании, данном Конституционным Судом Российской Федерации, не подлежат применению в ином истолковании».
Интересным представляется мнение А. Я. Капустина и С. Б. Бальхаевой по данному вопросу, указавших, что «дополнение рассматриваемой конституционной нормы уточняет конституционную модель соотношения международного и российского права, которая позволяет обеспечить полную реализацию положений Конституции, а также исполнение международно-правовых актов (включая решения меж государственных органов), соответствующих Конституции РФ, что устраняет возможные угрозы дестабилизации правопорядка государства»33. Напомним, что схожее положение содержится в ст. 151 Конституции Азербайджана: «При возникновении противоречия между нормативными правовыми актами, входящими в систему законодательства Азербайджанской Республики (исключая Конституцию Азербайджанской Республики и принятые путем референдума акты), и межгосударственными договорами, участницей которых является Азербайджанская Республика, применяются международные договоры». В рамках настоящей статьи особый интерес представляют прекращение членства Российской Федерации в составе Совета Европы и, как следствие, последующая денонсация на территории государства ЕКПЧ.
На Пленарной сессии ЕСПЧ 22 января была принята резолюция о том, что Суд продолжит рассмотрение российских жалоб в соответствии с ч. 1 ст. 58 ЕКПЧ, в которой говорится: «Высокая Договаривающаяся Сторона может денонсировать настоящую Конвенцию только по истечении пяти лет с даты, когда она стала Стороной Конвенции, и по истечении шести месяцев после направления уведомления Генеральному секретарю Совета Европы, который информирует об этом другие Высокие Договаривающиеся Стороны», до 16 сентября 2022 г. Несмотря на это Указом Президента РФ от 18 июля 2022 г. № 470 полномочия Уполномоченного РФ при ЕСПЧ были прекращены, таким образом сотрудничество России с Судом прекращено.
Президентом РФ также подписан Федеральный закон от 11 июня 2022 г. № 180 ФЗ, в соответствии с которым на территории Российской Федерации не подлежат исполнению постановления ЕСПЧ, вступившие в силу после 15 марта 2022 г.
Данным Законом из УПК РФ исключены положения, предусматривающие, что постановления ЕСПЧ наряду с постановлениями КС РФ выступают в качестве основания для отмены вступивших в законную силу приговоров, определений и постановлений суда, для возобновления производства по уголовному делу по причине новых или вновь открывшихся обстоятельств.
Таким образом, до недавнего времени складывалась парадоксальная ситуация: Россия, не денонсировав юридическим актом Конвенцию, приняла названный Федеральный закон, согласно которому исполнению подлежали только те постановления, ко торые вступили в силу до 15 марта 2022 г. — даты прекращения членства в Совете Европы, т. е. фактически принятые до 15 декабря 2021 г., так как отводится три месяца для окончательного вступления в силу постановления, если оно не обжалуется сторонами. Исследовав принцип pacta sunt servanda в современных условиях на территории постсоветских государств на примере ЕКПЧ как особого международного договора, следует констатировать, что указанный принцип не исполняется безоговорочно, как предполагает сама его суть.
Безусловно, можно ссылаться на то, что в современных условиях международной напряженности, роста недоверия государств друг к другу безоговорочная приоритетность международного права не является возможной, однако нельзя отрицать и тот факт, что неисполнение государствами — участниками международного договора принципа pacta sunt servanda приводит к снижению гарантий выполнения международных договоров и объективно размывает основополагающие принципы международного права.
К сожалению, это тренд последних лет, касающийся и таких острых и жизненно важных проблем, как международная безопасность, сокращение вооружений, контроль за ядерными вооружениями и т. д. Видимо, более активную позицию должны занять ООН, Комиссия ООН по международному праву, а также Международный суд ООН. Излишне напоминать о необходимости пересмотра ряда позиций Совета Европы ввиду очевидного углубляющегося кризиса этой уважаемой организации.
Заключение
Подводя итоги данной выпускной квалификационной работы можно сделать следующий обобщающий вывод:
1) При изучении такого правового явления как свобода договора, нельзя ограничиваться лишь правовым наполнением данного принципа, поэтому предлагается его комплексное изучение. Необходимо рассматривать различные основания возникновения свободы договора, и, самое главное, основания его ограничения. Рассматривая философскую составляющую термина «свобода» можно заключить, что понятие «свобода», в её философском проявлении, несущественно разнится с понятием «свободы» в её правовом проявлении. Свобода в праве не является безграничной, она должна действовать в рамках правового поля, ограничиваться свободой других людей. В то же время свобода договора является собирательным понятием, которое состоит из множества частей, пазлов, собрав воедино которые мы можем представить себе полную картину. Такими пазлами выступают разумность, равенство, мораль, воля. Отсутствие одного из них разрушает целостное и правильное представление, а самое главное, понимание того, что такое свобода договора, а без должного знания невозможно руководствоваться собственным мнением, помимо буквы закона, при разрешении какой-либо проблемы юристу практику.
2) Не менее важным является экономическое основание свободы договора. Уяснение экономических оснований позволяет выяснить необходимость законодательного ограничения свободы договора. Принципиально важным здесь является то, что свобода договора немыслима вне рыночных условиях, следовательно, подчиняется законам экономики. В условиях рыночной конкуренции свобода договора является непосредственным благом для населения. Здесь разворачивается весь букет возможностей свободы договора, с кем заключать договор, на каких условиях и тд. В условиях же монополии свобода договора превращается в абсолютную противоположность (выступает антиподом интересам человека), если государство на законодательном уровне не ограничит такую свободу. Таким образом, имеет место вынужденное ограничение договорной свободы, с целью защиты публичных интересов, интересов третьих лиц и тд. Когда идёт речь об экономических основаниях свободы договора, то необходимо выделять следующие элементы: 1) экономическая свобода; 2) экономический интерес и конкуренция; 3) вынужденное законодательное ограничение свободы договора в некоторых секторах экономики. Договорной свободе корреспондирует свобода экономическая. Чтобы добиться оптимального результата в имущественных отношениях, право должно обеспечивать единство между существующими экономическими закономерностями и действующим и принимаемым законодательством – в противном случае невозможно придать регулируемым отношениям порядок, стабильность и эффективность в развитии, обеспечить максимально возможные и наиболее благоприятные для общества темпы развития регулируемых отношений. Экономическая свобода может и должна ограничиваться государством, когда речь идёт о монополиях или естественной монополии. Такое ограничение носит вынужденный характер, так как сфера деятельности субъектов естественной монополии носит исключительный характер и значительно влияет на экономику страны в целом и невмешательство государства в данный блок экономики может привести к коллапсу системы.
3) Правовыми ограничителями свободы договора выступают императивные предписания закона. Вся сложность данной конструкции заложена в проблеме определения нормы права в качестве императивной или диспозитивной. Нельзя считать норму договорного права императивной только на том основании, что в ней отсутствует формулировка «… если иное не установлено соглашением сторон». Острой проблемой свободы договора является её несоразмерность. Некоторые контрагенты, в силу своего экономического превосходства и опыта ведения дел в той или иной сфере, выступают в договорах в качестве более сильного контрагента. Тем самым образом формируется слабая сторона в договоре, которая имеет меньше ресурсов и возможностей, но её заинтересованность в заключении сделки больше, чем у контрагента. На этой почве возникает дисбаланс договорной свободы и рождается неравенство переговорных возможностей (при согласовании условий договора). Следует отметить, что факторами, влияющими на обозначение стороны в качестве слабой стороны, могут быть не только экономическими, но и зависящими от вида договора. Дисбаланс договорной свободы зачастую влечёт неизбежное формирование несправедливых условий договора. Квалификацию таких условий в качестве несправедливых проводит суд с учётом конкретных обстоятельств дела, правовой природы и существа договора, уровня профессиональных качеств контрагентов в соответствующей сфере, уровня конкуренции на соответствующем рынке. Яркими ограничителями свободы договора выступают публичный договор и договор присоединения. Публичный договор является наглядным примером максимального ограничения свободы договора обеих сторон. Услугодатель равным образом не имеет возможности отказать потребителю в заключении договора, так и возможность выбирать своего контрагента. Потребитель не имеет договорной свободы в отношении установления существенных условий публичного договора, а также возможности изменения формы и типа договора. Договор присоединения ограничивает свободу договора лишь в частности, в отличие от публичного. Присоединяющаяся сторона лишена свободы воздействия на форму и тип договора, так как контрагент имеет заранее разработанный формуляр договора. Возможно лишь согласование отдельных условий такого договора, а также свобода заключения (одно из ключевых положений свободы договора: выбирать с кем вступать в договорные отношения) из-за отсутствия принудительного характера. Абсолютной противоположностью данным видам договоров, в отношении договорных возможностей (свободы), являются непоименованный договор и смешанный договор.
4) Свобода договора нуждается в конкретизированной и системной судебной защите, так как полное и исчерпывающее законодательное урегулирование свободы договора представляется невозможным. Свобода договора является одним из наиболее динамичных правовых явлений договорного права. Законодатель не в силах запретить всё, что нужно запретить, следовательно, суды имеют возможность толкования той или иной нормы гражданского законодательства в качестве императивной или диспозитивной исходя из конкретных обстоятельств дела. Наиболее эффективным является судебный контроль свободы договора посредством принятия Постановлений Верховным судом РФ по каждой отдельно взятой категории дел. После анализа судебной практики можно утверждать, что на сегодняшний день судебная практика активно движется в сторону признания «творчески» согласованных сторонами договорных условий. Договорное право, в первую очередь, это творческий процесс контрагентов по установлению, изменению или прекращению договорных отношений. Они вправе устанавливать любые условия в договоре в рамках закона и в рамках понимания правовой природы нормы права. Императивная модель ограничения свободы договора не является единственным и категоричным способом ограничения свободы договора. Более логичным и правильным видится судебный контроль свободы договора, так как суды получают весь необходимый инструментарий (телеологическое толкование, системное, буквальное и тд.) для признания тех или иных условий в договоре несправедливыми, противоречащих сущности правовой нормы, и для защиты очевидно более слабой стороны в договоре, а также для определения той или иной нормы в качестве императивной или диспозитивной с учётом обстоятельств конкретного дела.
5) После проведённого исследования и анализа сущности свободы договора и его места среди основополагающих принципов гражданского права предлагается дополнить п.4 ст. 421 ГК РФ следующим содержанием: «Условия договора определяются по усмотрению сторон, кроме случаев, когда содержание соответствующего условия предписано законом или иными правовыми актами. При определении условий договора предполагается разумность и добросовестность сторон». Принцип свободы договора не является безграничным и не исключает разумности и добросовестности сторон, что неоднократно подтверждалось судебной практикой. Она подразумевает, что стороны действуют по отношению друг к другу на началах автономии воли и определяют эти условия самостоятельно исходя из своих собственных интересов. Данное уточнение необходимо с целью определения свободы договора в качестве самостоятельного принципа в его неразрывной связи с другими основополагающими началами гражданского права.
Список использованных источников
1. Гражданский кодекс Российской Федерации: принят Государственной Думой РФ 21.10.1994 г. // СЗ РФ. 1994. № 32. Ст. 3301.
2. Андреев Ю.Н. Договор в гражданском праве России: сравнительно-правовое исследование / Ю. Н. Андреев. – М., 2017. – 270 с.
3. Базылева, Ю. Г. Оценочные понятия как критерий ограничения свободы договора / Ю. Г. Базылева // Синергия Наук. – 2023. – № 79. – С. 467-477.
4. Бирючинская, Е. Е. Понятие и сущность договорных отношений / Е. Е. Бирючинская // Синергия Наук. – 2023. – № 79. – С. 815-821.
5. Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. Книга первая: Общие положения. М.: Статут, 1999. С. 161.
6. Витрянский В.В. Реформа российского гражданского законодательства: общие положения об обязательствах и договорах / В.В. Витрянский // Хозяйство и право. Приложение. 2015. № 5. С. 39.
7. Гражданское право : в 2 т. : учеб. Т.2 / под ред. Б.М. Гонгало. – М., 2016. – 528 с.
8. Гражданское право. Гражданско-правовые договоры : учеб. пособие / Е. Г. Шаблова, О. В. Жевняк ; [под общ. ред. Е. Г. Шабловой] ; М-во образования и науки Рос. Федерации, Урал. федер. ун-т. – Екатеринбург: Издво Урал. ун-та, 2018. – 174 с.
9. Гражданское право: общие положения о договоре : учебное пособие / А. Ф. Пьянкова ; Пермский государственный национальный исследовательский университет. – Пермь, 2020. – 180 с.
10. Злыгостев, Е. С. Непоименованный и смешанный договоры в системе Гражданского права Российской Федерации / Е. С. Злыгостев // Вопросы российской юстиции. – 2022. – № 22. – С. 168-175.
11. Иоффе О.С. Обязательственное право / О. С. Иоффе. – М., 1975. – 880 с.
12. Корнилова Н. В. Общие положения обязательственного права / Н. В. Корнилова. Учебное пособие. — Хабаровск: «ХГУЭП», 2017. 80 с.
13. Корнилова Н. В. Понятие «обязательство» в доктрине и законодательстве / Н. В. Корнилова // Вестник Хабаровского государственного университета экономики и права. 2016. № 3. С. 54-62
14. Малеина М.Н. Переговоры о заключении договора (понятие,правовое регулирование, правила / М.Н. Малеина // Журнал российскогоправа. № 10. 2019. С 56.\
15. Малинский, М. Ю. Особенности квалификации смешанных и непоименованных договоров в предпринимательской деятельности / М. Ю. Малинский // Студенческий. – 2021. – № 14-4(142). – С. 29-31.
16. Мейер Д.И. Русское гражданское право / Д. И. Мейер. – М., 2013. – 742 с.
17. Общие положения о гражданско-правовом договоре: учебное пособие / Ю.С. Поваров. – Самара: Издательство Самарского университета, 2020. – 80 с.
18. Осипова, А. Ю. Понятие и виды обязательных оснований заключения гражданско-правовых договоров / А. Ю. Осипова // Современный ученый. – 2023. – № 3. – С. 325-328.
19. Пасичник, А. Е. Принцип свободы договора и его ограничение / А. Е. Пасичник // БОЛЬШАЯ СТУДЕНЧЕСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ : сборник статей V Международной научно-практической конференции : в 2 ч., Пенза, 05 мая 2023 года. Том Часть 2. – Пенза: Наука и Просвещение (ИП Гуляев Г.Ю.), 2023. – С. 97-99.
20. Победоносцев К.П. Курс гражданского права. Часть третья: Договоры и обязательства / К. П. Победоносцев. – М., 2003. – 622 с.
21. Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права / И. А. Покровский. – М., 1998. – 353 с.
22. Пономарев, Р. А. Понятие публичного договора / Р. А. Пономарев // Моя профессиональная карьера. – 2023. – Т. 2, № 48. – С. 351-353.
23. Приблуда, А. В. Ограничение свободы договора в отношении непоименованных и смешанных договоров / А. В. Приблуда // Научное сообщество студентов. Междисциплинарные исследования: Сборник статей по материалам CXLIII студенческой международной научно-практической конференции, Новосибирск, 23 июня 2022 года. Том 12 (143). – Новосибирск: Общество с ограниченной ответственностью «Сибирская академическая книга», 2022. – С. 167-169.
24. Рафальская, К. В. Свобода договора: теория и практика реализации / К. В. Рафальская // Синергия Наук. – 2023. – № 82. – С. 277-283.
25. Рыкева, Т. С. Понятие «договор» в гражданском праве / Т. С. Рыкева // Актуальные проблемы современной науки : Сборник научных работ (статей) обучающихся / Ред. А.В. Жебо. – Хабаровск : Хабаровский государственный университет экономики и права, 2023. – С. 95-98.
26. Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права / Г. Ф. Шершеневич. – 10-е изд. М., 1912. – 948 с.
27. С.В. Матвиенко Практика применения арбитражными судами Постановления Пленума ВАС ПФ от 14.03.2014 N 16 «О свободе договора и ее пределах» // научная статья С. 33
28. Гражданское право: учебник: в 3 т. Т. 1 / Н.Н. Агафонова, С.В. Артеменков, В.В. Безвах [и др.]; отв. ред. В.П. Мозолин. – 2-е изд., перераб. и доп. – Москва: Проспект, 2016. – 816 с.
29. Основные положения гражданского права : постатейный комментарий к статьям 1–16.1 Гражданского кодекса Российской Федерации / А. В. Асосков, В. В. Байбак, Р. С. Бевзенко [и др.] ; отв. ред. А. Г. Карапетов. – Москва : М-Логос, 2020. – 1469 с. (Комментарии к гражданскому законодательству #Глосса.) 4
30. Кубрава А. Б. Соотношение принципов свободы договора и добросовестности // Северо-Кавказский юридический вестник. 2019. №1. С. 107-109.
31. Шувалов И. И. Доктрина добросовестного и разумного поведения участников предпринимательской деятельности // Экономика. Право. Общество. 2021. № 3. С. 19-25.
32. Абросимов А. В. Принцип добросовестности в российском гражданском праве и зарубежных правовых системах // Legalbulletin. 2022. № 4. С. 90-98.
33. Бронникова М.Н., Рузанова В.Д. Некоторые проблемы реализации принципа свободы договора в предпринимательских сделках с участием агрегатора торговли (маркетплейса) // Законы России: опыт, анализ, практика. 2021. N 1. С. 67 – 69.
34. Карапетов А.Г., Бевзенко Р.С. Комментарий к нормам ГК об отдельных видах договоров в контексте постановления Пленума ВАС РФ «О свободе договора и ее пределах» // Вестник ВАС РФ. 2014. № 8. 2014. С. 4-97.
35. Лысова-Бахарева Ю.В. Обеспечение равенства прав заемщиковпотребителей в правоотношениях с кредиторами и заимодавцами: правовое регулирование и судебная практика // Имущественные отношения в Российской Федерации. 2022. № 1. С. 83 — 100.
36. Оробинский В.В. Анлийское договорное право: просто о сложном. – Изд. 3-е, перераб. и доп. Ростов-на-Дону: Феникс, 2019. 459 с.
37. Татар О.В. Эволюция и трансформация непоименованных договоров посредством принципа свободы договора: синтез научных работ // Вестник Пермского университета. Юридические науки. 2022. № 1. С. 70-85. 6. Хохлов С.А. Избранное / Вступ. слово, сост.: П.В.Крашенинников. М.: Статут, 2017. 304 с.
38. Постановление Конституционного Суда РФ от 28.01.2010 №2-П // СПС «КонсультантПлюс» (дата обращения: 5.07.2023)
39. Постановление Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 14.03.2014 № 16 «О свободе договора и ее пределах» // СПС КонсультантПлюс
40. Постановление Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 14.03.2014 №16 «О свободе договора и ее пределах» // СПС «КонсультантПлюс» (дата обращения: 6.07.2023)
41. Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 25.12.2018 N 49 «О некоторых вопросах применения общих положений Гражданского кодекса Российской Федерации о заключении и толковании договора» // [Электронный ресурс]: Консультант Плюс: справ. правовая система. – Версия Проф. – Электрон. дан. – М., 2021. – Доступ из локальной сети Науч. б-ки Том. гос. унта. (Дата обращения: 13.07.2023).