Социальные нормы как регулятор демографической ситуации. Часть 2.

Страницы:   1   2   3

---

В целом актуальность рассматривания проблем репродуктивных установок имеет связь с потребностью формирования в социологическом инструментарии новых методологических подходов, которые позволят на не только получить ответы на заданные вопросы, объяснить тот или иной демографических феномен, но и интерпретировать демографические процессы. Важнейшей задачей является использование социологических концепций, благодаря которым, мы сможем исследовать репродуктивные установки, с позиций качественного подхода, особенно через призму феноменологического анализа.

Понимание такого определения, как «репродуктивная установка» нужно вывести из понятия «социальная установка», ведь если полагаться фундаментальному утверждению, что мы понимает в первую очередь ценностное отношение к социальному объекту, выражающееся в психологической готовности дать либо положительно, либо отрицательную реакцию на него. Одна из первых социологических трактовок понятия «репродуктивной установке» была дана Ф. Знанецким и У. Томасом, которые прежде всего обращали свое внимание на объективную сторону, а именно ценность. По их мнению, установку можно определить, как сугубо индивидуальное или же субъективное отношение к объекту, определяемому как ценность в конкретной социально-культурной среде. Как известно исходная причина любого действия является мотивом, но мотивов может быть великое множество, а то почему мы можем выбрать один конкретный мотив, в первую очередь заслуга социальной установки.

Особенно точно данное понятие было вынесено в рамках социальной психологии, которая позволяет объяснять социальную установку, как единый психологический регулятор системы социальных отношений, с последующим выделением основных фундаментальных функций: координация, интеграция, изменчивость поведения индивида в своей социальной среде на примере жизнедеятельности в социуме.

В свою очередь если мы рассматриваем феномен социальной установки с позиции отечественной социальной психологии, то она исследуется с позиции общей психологии, а также психологии личности. Один из первых подходов был разработан на основании концепции представителя психологических школ Д.Н. Узнадзе.В его работе установка является цельным и изменчивым состоянием субъекта, которое подвержено двумя факторами: в первом случае это потребность субъекта, и во втором объективная ситуация в которой находится субъект.В его работе установка является цельным и изменчивым состоянием субъекта, которое подвержено двумя факторами: в первом случае это потребность субъекта, и во втором объективная ситуация в которой находится субъект. Основу следующего подхода предлагает концепция психологических субъективных отношений, которая была предложена В.Н. Мясищевым. Он рассматривал «отношения», как определённый предмет отросли психологии. По его мнения, различная реакция на любые жизненные обстоятельства обусловлена не только их объективным значением, но и в особом порядке личным субъективным отношением к ним человека. При изучении отношений Мясищев сравнил свою трактовку с понятием «социальная установка». Главной категорией, соотносимой с отношением, как с конкретным субъективным фактором является обращение, а именно объективное действие, которое в свою очередь направлено на другого человека.

Оба предложенных подхода были переосмыслены В.А. Ядовым, который позволил себе трактовать установку, как особое предрасположение к действию на различных уровнях регуляции поведения. Подобный опыт изучения привел исследователей к выдвижению трех фундаментальных аспекта в ее структуре. Когнитивная часть установки представляет из себя набор каких-либо мнений, предрассудков, убеждений, которые используются для оценки конкретного объекта установки. Что в свою очередь подразумевает, что человек может использоваться либо свой собственный образ объекта или же воспользоваться уже готовым образом, который представлен в виде стереотипа.Важно отметить, что репродуктивное поведение формируется от потребностей, к его результатам, соответственно исследование должно проходить совершенно в противоположной последовательности. Особую часть исследования должен волновать тот факт, что репродуктивное поведение регулируется не только конкретными действиями, но и изменением внутренних структур индивида, убеждений. Таким образом мы приходим к выводу, что репродуктивные установки населения нужно изучать исходя из идеального представления о семьи и наличии желаемого количества детей, а не только исходя из текущего положения дел.

Уровень рождаемости, сложившийся в данный момент, находится под влиянием демографической структуры и репродуктивного поведения, характерных для предшествующего периода. Однако необходимо учитывать, что оба эти фактора (и демографическая структура, и репродуктивное поведение) не только связаны друг с другом, но и, в свою очередь, находятся под влиянием уровня рождаемости и формирующих его факторов еще более раннего периода. Все эти сложные взаимосвязи можно изобразить схематично (таблица 5).

 

К главным структурным составляющим репродуктивного поведения относятся: надобность в детях, регулируемая репродуктивными общепризнанными мерками и ценностями, репродуктивными установками и мотивами; разнообразные домашние истории и обстоятельства жизни, содействующие, или препятствующие реализации необходимости в детях; процесс избирательного оценивания критерий реализации необходимости в ребятах, создающий линию репродуктивного поведения; итоги репродуктивного поведения (итоговое количество ребят в семье).Все структурные составляющие плотно взаимосвязаны друг с другом, перемена 1-го из них по цепочке приводит к изменению иных составляющих, но сама конструкция остается постоянной. Ключевой движущей мощью репродуктивного поведения считается надобность в ребятах, которая рассматривается как общественная надобность высочайшего значения и соперничает с другими необходимостями.

При формировании потребности в детях огромную роль играют репродуктивные нормы, которые выступают социальным регулятором потребности в детях, репродуктивного поведения личности.

Репродуктивные нормы, которые усвоил индивид и которые вошли в систему его ценностей, определяют потребность в детях, репродуктивное поведение, а, значит, определяют итоговое число детей и уровень рождаемости. Уменьшение репродуктивных норм приводит к снижению уровня рождаемости, увеличение – к повышению рождаемости. Перемены, которые происходили и происходят в России на протяжении последних двух десятилетий, повлияли на изменение норм детности: происходит постепенный переход от двухдетности к однодетности как идеальной модели семьи.

Необходимым моментом репродуктивного поведения, определяющим степень рождаемости, считаются ценностные ориентации личности, от коих находится в зависимости надобность в ребятах, оценка критерий ее реализации и репродуктивная мотивация .

Указанные факторы определяют репродуктивную установку, которая состоит из элементов, находящихся в тесной взаимосвязи: социальных норм; личностных представлений; особенностей характера и темперамента индивида.
Обострившаяся проблема рождаемости в нашей стране выдвигает на первый план необходимость изучения вопросов, касающихся репродуктивного поведения в части мотивации рождения детей. В зависимости от преследуемых индивидом целей репродуктивные мотивы подразделяются на экономические, социальные и психологические. В современных условиях на первое место вышли психологические, на второе – социальные, на третье – экономические мотивы. Выявленная иерархия репродуктивных мотивов свидетельствует об ослабленной потребности в детях, характерной для городского населения, особенно для жителей крупных и крупнейших городов. Психологические мотивы, выйдя на первый план, будут способствовать дальнейшему снижению рождаемости и увеличению доли однодетных и бездетных семей.

Основным субъектом репродуктивного поведения, в рамках которого формируются общесемейные потребности в детях, реализуется репродуктивная функция, выступает семья. Семья рассматривается нами как единственный в своем роде социальный институт, специфической функцией которого является рождение детей. Семейные ситуации как один из элементов структуры репродуктивного поведения складываются из повседневной жизни семьи. Оценка ситуаций позволяет принять то или иное решение, которое приведет к итоговому числу детей в семье.

Потребность в детях, формируемая через репродуктивные установки и репродуктивные мотивы, управляет репродуктивным поведением, но это управление не было бы возможным без взаимодействия с ситуациями образа жизни, в которых происходит удовлетворение потребности в детях.

Изучение репродуктивных установок в течение последних двадцати лет позволило выявить следующую закономерность: снижение числа рождений в семье наблюдается не только на фоне одновременного уменьшения потребности в детях, но и под сильным влиянием ситуации, в которой оказывается семья, и не в последнюю очередь – экономической ситуации. Так, та часть населения, которая испытывала потребность в двух детях, не смогла ее удовлетворить, так как негативно оценила свои возможности родить ребенка в условиях социально-экономического кризиса.

В случае если демографическая конструкция населения выступает как итог предыдущего социально-демографического, социально-политического, социально-экономического становления, то репродуктивное поведение ориентируется системой нынче деятельных исторических, культурно-цивилизационных, социально-психологических, социально-экономических моментов. В следствие этого значительную роль в процессе реализации репродуктивного потенциала и формировании веяния рождаемости, в одном ряду с динамикой демографической структуры, играют финансовые обстоятельства (экономические мотивы) и перемена стандартов репродуктивного поведения семьи – репродуктивных ценностей, общепризнанных мерок, установок, т. е. социально-психологический вещество репродуктивной мотивации.

Главный результат репродуктивного поведения – итоговое число детей в конце репродуктивного периода жизни, – складывается исходя из потребности в детях, которая формируется системой ценностей, личными нормами, нормами общества, и с учетом семейных ситуаций, детерминируемых (корректируемых) возможностями, т. е. социально-экономические факторы определяют возможности реализации потребности в детях, в конечном счете – возможности реализации репродуктивного потенциала.

Для жителей постсоветской России характерна детерминирующая репродуктивное поведение специфика соотношения мотивов деторождения, которая не выводит их за рамки общих закономерностей, но несколько иначе расставляет акценты. Это связано со спецификой соотношения таких элементов репродуктивного поведения как потребность в детях и оценка конкретной социально-экономической ситуации, в которой находится семья. При этом сформировавшаяся за счет психологических и социальных мотивов потребность в детях может «заглушаться» трезвой оценкой социально-экономической ситуации семьи и связанными с этим опасениями, негативной оценкой своих возможностей родить и воспитать ребенка в условиях социально-экономического кризиса.

В связи с этим можно предположить, что для жителей постсоциалистической России, более половины семей которых характеризуются невысоким уровнем жизни, в иерархии репродуктивных мотивов экономические соображения играют очень существенную роль, заставляя заботиться если не об укреплении материального положения семьи, то о ее элементарном экономическом выживании.

В этих условиях экономические мотивы не формируют положительную репродуктивную мотивацию, а ограничивают ее, зачастую вступая в противоречие с психологическими и социальными мотивами. Тем самым имеющийся репродуктивный потенциал реализуется далеко не полностью. Более полной его реализации могут способствовать меры государственной демографической политики, направленной на формирование потребности в детях и создание условий для реализации этой потребности и формирующей тем самым определенную модель репродуктивного поведения.

 

Глава 2. Оценка влияния социальных норм на демографическую ситуацию в РФ

2.1. Изучения воздействия социальных норм на демографическую ситуацию

В рамках работы было проанализировано социологическое исследование, проведенное Министерством здравоохранения в 2016 году. Анализ основан на пространственной выборке за 2016 г. Пространственная выборка 2016 г. ограничивалась 18-44-летними женщинами, за исключением пенсионерок, длительно больных и инвалидов (поскольку их репродуктивное поведение может значимо отличаться от поведения остальных женщин), не имевших сексуального опыта, беременных на момент опроса и тех, чье здоровье (или здоровье партнера) не позволяет иметь собственного ребенка. Общее число наблюдений в определенной таким образом выборке составило 2423 человека.
Вопрос о желаемом числе детей в обследовании сформулирован таким образом, чтобы в нем не содержалось намека на долженствование или зависимость от внешних условий: «Сколько всего детей включая имеющихся, вы хотели бы иметь, если бы у вас были все необходимые условия?».

Первый вопрос о намерениях касался общего желания респондента родить ребенка: «Вы сами сейчас хотите иметь (еще одного) ребенка?». Он допускал ответы «да», «нет» и «не уверен(а)». Кроме собственного желания иметь ребенка, у респондента выясняли, хочет ли ребенка его (ее) партнер. Это позволяло учесть влияние согласия в паре относительно желания иметь детей на будущее поведение. Дополнительным индикатором согласованности репродуктивных намерений партнеров служат ответы на вопрос о том, случались ли за последние 12 месяцев у партнеров разногласия по поводу решения иметь ребенка, оценивавшиеся по шкале от «никогда» до «очень часто». Второй вопрос измерял планы родить ребенка в обозримой перспективе: «Собираетесь ли Вы завести (еще одного) ребенка в течение ближайших трехлет?» (так называемые «ближайшие» репродуктивные намерения). В отличие от вопроса об общих намерениях этот вопрос допускал различную степень уверенности в намерениях респондентов. Возможные ответы включали: «определенно да»,«пожалуй, да», «пожалуй, нет» и «определенно нет».

Таким образом, вопрос выявлял потребность в детях, соотнесенную с возможностями и другими планами респондента на этот период. Тех респондентов, которые ответили отрицательно, спрашивали о намерении иметь детей когда-либо позже, за пределами трех лет: «Предположим, что Вы не собираетесь заводить (еще одного) ребенка в течение ближайших трех лет, а хотели бы Вы вообще когда-нибудь завести (еще) детей?», что позволяло оценить склонность к откладыванию рождения детей. Таким образом, в данной работе решалась также и методическая задача: определить, насколько связь между репродуктивными намерениями и будущими рождениями зависит от способа измерения намерений.

Вопрос об ожидаемом числе детей задавался после вопроса о репродуктивных намерениях и только тем, кто не ответил «определенно нет» на вопрос о намерении когда-либо завести ребенка. Он формулировался следующим образом: «Сколько всего детей (включая имеющихся и текущую беременность) Вы собираетесь иметь?»
Показатели желаемого и ожидаемого числа детей являются ключевыми в исследовании репродуктивных ориентаций населения. В таблице 1 приведены данные, полученные по результатам. В ходе анализа мы привлекали дополнительные источники информации, однако за последние 20 лет достоверные и репрезентативные для всего населения данные о репродуктивных ориентациях можно найти только в результатах микропереписи, и то — только об ожидаемом числе детей. Ориентироваться на результаты многолетних опросов довольно сложно: во-первых, из-за некоторых сомнений в их достоверности, во-вторых, из-за того, что в публикациях приводятся только средние значения. Поэтому уверенно говорить о тенденциях норм детности российского населения в постсоветский период мы не можем. В какой мере они снижаются за счет падения доли сторонников трехдетности, в какой — за счет перехода ориентированных на рождение двоих в группу однодетных? Насколько стабильна доля наиболее многочисленной категории предпочитающих семью с двумя детьми?

Таблица 1 — Распределение женщин репродуктивного возраста по желаемому и ожидаемому числу детей, процент и единицы

 

Но главное, что они совпадают в одной немаловажной цифре: почти 60% респонденток обоих опросов предпочитают двухдетную модель семьи. Значит, применительно к женщинам репродуктивного возраста можно с прежней уверенностью говорить о преобладании нормы двухдетности.

Добровольная бездетность в России по-прежнему не находит распространения, и отсутствие детей считают предпочтительным всего 2% респондентов. Сторонников однодетной модели семьи 17% — почти столько же, сколько и трехдетной. Полученное распределение говорит о том, что российское общество чрезвычайно однородно по репродуктивным установкам.

Разрыв между средними значениями по желаемому и ожидаемому числу детей составляет всего 0,15 ребенка. О высокой гармоничности установок свидетельствуют и то, что у 80% респондентов оценки желаемого и ожидаемого числа детей совпадают. Чаще всего несовпадение встречалось среди тех, кто желал бы завести двоих детей, но собирается иметь одного (8%всей выборки), в два раза реже -среди тех, кто назвал 3 и 2 ребенка соответственно. Еще 1,5% респондентов при всех необходимых условиях хотели бы родить троих детей, но планируют только одного. Остальные значения ячеек кросс-таблицы не превышают 1% выборки. Однако те же цифры могут выглядеть и по-другому: если среди ориентированных на двухдетность ожидают рождения одного ребенка 13,5%, то среди назвавших троих детей в качестве желаемого числа уже каждый третий корректирует свои желания в меньшую сторону (ожидаемое число детей равно двум у 23%, одному — у 8%). Можно предполагать, что трехдетность в российском обществе становится все более декларативной установкой.

Во избежание сомнений в неверном толковании вопросов мы осуществили проверку ответов на согласованность — кросс-анализ желаемого и ожидаемого числа детей с числом уже фактически имеющихся показал внутреннюю непротиворечивость результатов. Только 1,7% респондентов указали желаемое число детей меньше фактического и всего 0,6% — ожидаемое меньше фактического. Если применительно ко второму случаю можно говорить о статистической погрешности, то среди первых 40 человек должны быть такие, чье представление о желаемом числе детей могло измениться под влиянием имеющегося опыта рождения и воспитания.

В дальнейшем анализе основное внимание будет сосредоточено на желаемом числе детей (на укрупненных группах), а ожидания респондентов будут рассматриваться через призму намерений. Предпочитающих добровольную бездетность мы также исключали из основного анализа в силу немногочисленности этой группы и ее высокой. Она представлена либо самыми младшими, либо самыми старшими возрастами, причем у многих есть дети, что заставляет сделать предположение либо о сильной обратной связи, либо о непонимании вопроса.

Желаемое и фактическое число детей.

Так насколько же велики отклонения реального числа рождений от желаемого? Доля респондентов, родивших к моменту опроса больше детей, чем входит в их представления о предпочтительном числе детей, невелика (1,6% от численности выборки, из которых 1,1% приходится на сторонников бездетности). Лучше и быстрее всего представления о желаемом числе детей реализуются в том случае, если это 1 ребенок. Среди предпочитающих однодетность почти 70% уже выполнили свою репродуктивную программу. Тогда как при переходе к предпочтениям в два и более детей фактическое число рождений у всё большей доли опрошенных отклоняется от желаемого. Среди назвавших рождение двоих детей наиболее желательным вариантом, многие уже родили одного ребенка (44%) и еще 35% полностью реализовали свое представление о желаемом числе детей.

Несмотря на то, что мы не располагаем длинными панельными данными и не можем отследить трансформацию репродуктивной установки на протяжении жизненного цикла, деление пространственной выборки на демографические группы позволяет выдвинуть некоторые предположения. В частности, вариация разрыва по возрасту наглядно демонстрирует изменение предпочтений при переходе от бездетных в возрастных группах до 34 лет к тем, кому 35 лет и старше. Существенно снижается доля тех, кто при всех необходимых условиях имел бы двоих детей — сначала за счет предпочитающих однодетность, потом за счет тех, кто остался бы бездетным в любом случае. Очевидно, что предоставление всех необходимых условий все равно не включает в себя изменение возраста респондентки.

Таблица 2 — Фактическое число уже рожденных детей в зависимости от желаемого числа детей, процент

 

 

Таким образом, по данным 2016 г. фактическое число детей совпадало с желаемым у примерно трети мужчин и женщин. Мы проводим анализ в условных поколениях и среди тех, кто еще не завершил свой репродуктивный период 38, поэтому необходимо понимать, что этот разрыв и его вариация по группам населения во многом обусловлены календарем рождений.

Существование отрицательной связи между желаемым числом детей и возрастом при рождении первенца будет свидетельствовать в пользу того, что высокие репродуктивные установки приводят к более раннему формированию семьи -независимо от остальных событий жизненного цикла. Не имея ретроспективных данных, мы не ставили целью определение направления этой связи, но предполагали, тем не менее, что прямая связь (репродуктивные установки -возраст при рождении) сильнее обратной связи (возраст при рождении — репродуктивные установки).
Анализ средних значений возраста при рождении первенца действительно показывает существенную его вариацию по группам женщин с разными репродуктивными установками.

 

Несмотря на то, что материнство в России продолжает стареть, средний возраст первого рождения все еще остается достаточно низким по сравнению с другими развитыми странами. Среди населения все еще сильны установки на то, что рожать первенца лучше до 30 лет (или даже до 25). Вспомогательные репродуктивные технологии, продлевающие возраст, в котором вероятность деторождения высока, распространены относительно слабо и являются труднодоступными в силу высокой стоимости оказания услуг. Что не менее важно, вариация этого показателя по-прежнему небольшая. Среди имеющих хотя бы одного ребенка, около половины женщин родили его к 21,5 году (вариация по когортам здесь крайне невелика). И около 60% первых рождений приходится на пятилетний возрастной интервал в 19,5-24,5 лет. Таким образом, российское общество отличается высокой однородностью не только по нормам детности, но и по календарю рождений. В случае снижения первой одновременно увеличится дифференциация общества по линиям репродуктивного поведения (календарю рождений), а значит и по моделям жизненного цикла в целом.

Если перейти от анализа средних значений к рассмотрению групп рес- понденток с наиболее низкими и наиболее высокими значениями возраста при первом рождении, то картина становится более выпуклой. Среди ориентированных на рождение трех и более детей только 15% женщин вошли в верхнюю квинтиль по возрасту первого рождения (это означает, что рождение состоялось не ранее 24,5 лет), тогда как среди сторонников однодетности таких на 10 п.п. больше.

 

Таким образом, откладывание и однодетность тесно взаимосвязаны. Толкование этой связи может быть двояким: с одной стороны, ориентация на однодетность позволяет «не спешить», с другой стороны, позднее рождение может внести коррективы в представления о желаемом числе детей в сторону их уменьшения. И наоборот — репродуктивные ориентации на трех детей и более встречаются у самых молодых матерей (около 40% сторонниц многодетности родили ребенка до достижения 20 лет). Это означает, что для них ценность формирования семьи превышает по значимости получение высокого уровня образования и закрепление на рынке труда.

Не все респондентки уже имеют детей, и абсолютные значения возрастных порогов в целом повысятся по мере того, как они будут вступать в родительство. Однако соотношение, скорее всего, не изменится -по структуре репродуктивных установок бездетные женщины наиболее активных репродуктивных возрастов не отличаются от всех остальных.

Разрыв между желаемым и фактическим числом детей отражает неудовлетворенную потребность в детях и в каждый конкретный период времени транслируется в репродуктивные намерения.

В соответствии с ответом на общий вопрос доля желающих иметь ребенка в настоящий момент варьирует в зависимости от величины разрыва между желаемым и фактическим числом уже имеющихся детей. Она составляет 46%, 51% и 57% соответственно для тех, у кого этот разрыв составляет 1 ребенок, 2 или 3 и более детей.

 

Более тонкий инструмент интегральных репродуктивных намерений также демонстрирует, что чем выше разрыв, тем сильнее намерения, и в том числе — на ближайшие 3 года. Доля уверенных в своем желании родить ребенка в этот период резко увеличивается с 7% до 22% при переходе с тех, кто отмечает разницу между желаемым и фактическим как 1 ребенка, к группе с разницей в 2 детей. Однако при дальнейшем увеличении разрыва эта доля увеличивается совсем незначительно: до 25%. Менее уверенные в своих намерениях составляют соответственно в каждой из групп 29%, 33% и 41%. Доля желающих отложить рождение за границу трехлетнего периода плавно снижается по мере увеличения неудовлетворенной потребности в детях — с 36% до 24%. Желание родить еще одного ребенка при всех необходимых условиях не находит своего отражения в реальных репродуктивных планах чуть менее чем у трети женщин.

 

Как уже было сказано, обследование не позволяет изучить репродуктивные установки и намерения партнера на основании его собственных ответов, однако оно дает возможность судить о них на основании ответов респондента. Намерения пары были сформированы из двух вопросов — о желании респондента иметь ребенка в настоящий момент и аналогичном желании партнера. Исходя из возможных различий в намерениях партнеров, можно предположить, что их несогласие в том, иметь ли детей и сколько, приводит к тому, что желание одного из них не будет реализовано. Это имеет большую вероятность по сравнению с вариантом, когда пара в соответствии с ориентациями одного из партнеров заводит более высокое число детей. При прочих равных условиях связь между намерениями и последующим поведением лучше в тех парах, где оба партнера хотят (или не хотят) иметь детей.

Анализ намерений пары показывает, что вероятность разногласий в паре не выше там, где респондент демонстрирует более высокую неудовлетворенную потребность в детях. Наоборот, среди них чаще встречаются пары, в которых оба хотят ребенка. Самая высокая вероятность разногласий там, где женщина при всех необходимых условиях завела бы еще одного ребенка.

 

В случае отсутствия разрыва между желаемым и фактическим числом детей у женщины разногласия встречаются нечасто.

Таким образом, можно говорить о том, что репродуктивные установки, выражаемые через желаемое число детей, и фактические намерения родить ребенка хорошо согласованы между собой.

Система индивидуальных репродуктивных установок включают в себя представления о нормах детности, социально-психологическую потребность в детях и её соотнесение как с остальными потребностями человека, так и с внешними обстоятельствами и событиями жизни. На разных этапах жизненного цикла может подвергаться изменениям само желание иметь (еще одного) ребенка и, тем более, его место в иерархии желаний.

Поэтому для изучения репродуктивного поведения в контексте с поведением социально-экономическим помимо установок детности крайне важны установки относительно сроков рождения — репродуктивные намерения на определенный период времени.

На российских данных было установлено, что компоненты системы индивидуальных репродуктивных установок гармонично сочетаются между собой. Диссонанс между желаемым и ожидаемым числом детей чаще всего возникает среди женщин, ориентированных на трехдетность. Но в отношении ко всей выборке более значимо число тех, кто при всех необходимых условиях имел бы двоих детей, а планирует рождение только одного ребенка.

Чем ниже желаемое число детей, тем выше вероятность того, что оно будет достигнуто-чтобы с высокой вероятностью иметь двоих детей женщина должна быть ориентирована как минимум на рождение троих. Другими словами, в обществе господствует социальная норма двухдетной семьи, которая на практике подразумевает «не менее одного ребенка и не более двух». На этом промежутке между одним и двумя детьми и должно быть сосредоточено пристальное внимание как исследователей, так и политиков, проводящих социально-экономические меры повышения рождаемости.

Распространение на массовом уровне нормы среднедетности в обществе, культурное и социально-экономическое развитие которого уже ориентировано на новые условия пост переходной рождаемости, вряд ли возможно. Однако задачей демографической политики может стать поддержка и поощрение этой, не такой уж большой группы населения с ориентацией на рождение троих детей и более. Дальнейшая трансформация норм детности может пойти как в сторону их общего снижения,так и в сторону дифференциации — в таком случае, увеличение доли тех, кто предпочитает позднее рождение единственного ребенка, будет компенсироваться стабильным числом более молодых матерей с двумя и более детьми. Именно такая картина наблюдается в некоторых развитых странах с уровнем воспроизводства населения, близким к простому.

В условных поколениях наблюдаемые расхождения между желаемым и достигнутым размером семьи, а также ближайшими планами относительно рождения ребенка во многом обусловлены календарем рождений. Возраст первого рождения — ключевой фактор репродуктивной биографии, влияющий также и на последовательность социально-экономических этапов жизненного цикла женщины. В условиях высокой однородности российского общества по нормам детности остается низкой вариация возраста при рождении первого ребенка, особенно в многочисленной группе ориентированных на рождение двоих детей. С другой стороны, четко прослеживается связь между ориентацией на однодетность и откладыванием деторождения, стремлением к многодетности и более ранним вступлением в родительство. Женщины, склонные дольше других откладывать рождение первенца, к моменту опроса имеют в среднем меньшее число детей. Поскольку социальная норма твердо держится на уровне двоих детей, то они оказываются наименее удовлетворенными сложившимся положением. Отсюда и более выраженное у них стремление завести (еще одного) ребенка.

Подводя итог,условно можно выделить две схемы, в диапазоне между которыми лежат модели репродуктивного поведения в разных социально-демографических группах населения. В том случае, если женщина следует более традиционной модели семьи, она выражает относительно высокие репродуктивные ориентации, рано начинает деторождение, сохраняет высокие намерения завести позже еще одного ребенка и в итоге, с корректировкой на неполную реализацию намерений, имеет как минимум двоих детей. Если женщина ориентируется на рождение только одного ребенка, она часто откладывает его на более или менее продолжительное время, выражая устойчивое намерение родить своего первенца, и реализация этого намерения весьма высока.

В целом, сохраняющаяся высокая однородность российского общества по репродуктивным установкам относительно числа детей и сроков их появления на свет делает эти модели мало распространенными в чистом виде.

---

Страницы:   1   2   3